Кондрат перед женитьбой перевез и собрал в Мазине добротный дом под цинковой крышей, принадлежавший когда-то родственнику. Цена дома в пятидесяти километрах от Москвы неизмеримо выше, чем за триста верст. Но тесть расщедрился на хоромы, а пятистенок стоял, зарастая паутиной и пылью.
— Пусть стоит. Ромку отселю, когда подрастет.
И вдруг разразилась война с Германией. В Мазине обосновалась интендантская служба, потому что рядом проходила железная дорога, имелись вместительные склады. Кондрат выгодно сдал в аренду пустовавший пятистенок и заключил еще более выгодные контракты на поставку армии зерна и кожи — и через полгода на этих поставках он набил порядочную мошну.
Однажды Кондрат устроил для офицеров званый обед.
Те же, напившись, стали вести себя в доме по-хозяйски. Терпению Софьи пришел конец, когда плюгавенький капитан вдруг обратился к полковнику на скверном французском языке:
— Вы не находите, Николай Игнатич… у этого сиволапого весьма пикантная женушка?
— О, да… действительно очаровательна.
Капитан ухмыльнулся и скосил глаза на Софью.
— М-да. Может, расщедрится на ночку-другую…
У Софьи отлила кровь от лица. Она поднялась со своего места и направилась к капитану. Отчеканивая каждое слово, Софья произнесла по-французски:
— Вашему хамству нет предела. Я щажу вашу потную, красную физиономию только потому, что вы мой гость.
Трое офицеров, сидевших во главе стола, онемели.
— Боже мой, что вы натворили, капитан?! — наконец обрел дар речи полковник — говорил он теперь по-немецки. — Что угодно, капитан… Инцидент должен быть ликвидирован немедленно.
— Да вы не просто хам. Вы негодяй! Жаль, что мне, женщине, недоступна дуэль. Я бы с наслаждением всадила пулю в ваш медный тупой лоб… О, как я вижу, вы можете драться и с женщиной? — заметила Софья, увидев, как рука капитана ищет кобуру.
— Подите вон, капитан! Вон! — в бешенстве выкрикнул полковник уже по-русски.
— Нехлюдов! Истомин! Отобрать оружие… И домой! Под арест!
Два поручика легко заломили руки капитану, пытавшемуся вступить с ними в борьбу. Пьяного увели. Полковник был обескуражен, искренне теперь опечален. Он долго извинялся, пытался как-то замять скандал, обещал строго наказать… Но вечер был безнадежно испорчен.
Кондрат за это время не произнес ни слова. У него был вид рака, ошпаренного крутым кипятком. Он ничего не понял, его оскорбляли в собственном доме, и он наливался злобой и молчал. Баба защитила его честь, вернее — свою честь, потому что какая может быть честь у мужика. С того дня он возненавидел Софью.
Слова о многотысячных доходах, явно преувеличенные, все же заставили Софью насторожиться. Не было сомнений, что Кондрат замешан в каких-то грязных махинациях. А между тем чувствовалось по всему, что война вот-вот может закончиться народным взрывом, который не пощадит и их дом. Ее любовь к Кондрату, рождение ребенка отодвинули от нее все происходившее на свете, она жила будто завернутая в вату. Но сейчас она пробудилась от спячки: стала выписывать газеты, перетащила в свой дом книги из библиотеки отца, попыталась как-то приобщить Кондрата, хотя бы к газетам, но его интересовали только биржевые новости да скандалы, связанные с военными поставками.
К осторожным просьбам Софьи поубавить жадность Кондрат оставался глух. Увидев однажды полугнилую кожу и проросшее зерно, скупленные им где-то по дешевке, Софья не сдержалась, расплакалась:
— Понимаешь ли ты, что за все это придется расплачиваться, когда грянет революция?
Кондрат холодно процедил:
— Была уже революция… Не лезь не в свои дела. Что ты во всем этом понимаешь?
— Куда больше тебя. Послушал бы, о чем народ толкует.
— Собака лает — ветер относит. Запомни, деньги не пахнут. С деньгами нигде не пропадем.
И как раз в эти тревожные дни января семнадцатого неожиданно на станции Софья встретилась со Станиславом Полонским. Станислав был в офицерской форме, их состав простоял более двух часов, и они говорили и наговориться не могли. Полонский подтверждал ее мысли: вот-вот монархия взлетит на воздух. Не было сомнений, Станислав — революционер, но он, видимо, пошел дальше ее отца. Софья и раньше слышала об Ульянове-Ленине, о большевиках, еще учась на курсах, она с большим риском достала несколько брошюр, с жадностью все прочла и устрашилась железной логики и огромного темперамента этого человека, призывавшего покончить и с монархизмом, и с капитализмом. Он ее просто напугал. Но с той поры она не могла не думать над тем, куда звал этот бурлящий энергией человек.