Выбрать главу

— Можете быть свободны, — и Софье — Садитесь, гражданка Пухова. Прошу вас, не нужно держать руки за спиной. Вы читали сегодняшние газеты?

— Нет, еще не приносили. К одиннадцати бывают.

— Вот, пожалуйста. «Правда», «Известия», «Труд». Прошу.

Раздался звонок. Молодой человек в полувоенной форме направился к обитой кожей двери, на ходу бросил:

— Я отлучусь, а вы пока что читайте.

Она принялась за газеты. Минут через пятнадцать вернулся секретарь или адъютант, бог его знает, как он тут значился. Под мышкой он нес толстую папку.

— Ну?.. Не скучаете? — молодой человек улыбнулся Софье.

Она улыбнулась ему в ответ и, не считая нужным скрывать удивления, произнесла:

— Вы обращаетесь со мной, как с хорошей вашей знакомой.

— Правильно, — будто обрадовался собеседник. — Давным-давно вами занимаемся и потому хорошо познакомились. Извините, — он опять скрылся в кабинете и тотчас вышел оттуда, но дверь за собою не закрыл. — Входите, прошу вас.

Высокий худощавый человек в пенсне, одетый в строгий темно-коричневый костюм гражданского покроя, тотчас поднялся, как только Софья появилась на пороге.

— Проходите, гражданка Пухова. И садитесь поближе. Разговор у нас с вами долгий и очень серьезный.

Этот человек, казалось, сто лет не улыбался, а тут явно старался быть любезным.

Сел он только после того, как села Софья.

— Прежде всего… познакомимся. Я начальник одного из отделов ОГПУ. Зовут меня Николай Петрович Сазонов. Дело ваше очень сложное, запутанное, потребовалось немало времени, чтобы разобраться в нем. В этом повинны, если откровенно говорить, и вы сами.

— Помилуйте, каким образом?

— Наш работник Голубев… Андрей Иванович Голубев сказал вам, чтобы вы сослались на него, если вам предъявят обвинения, как одному из участников подготовки кулацкого мятежа.

— Но я так и сделала.

— Да, но сделали это, когда кончалась третья неделя вашего пребывания в этом здании.

— Но я же доказывала, что обвинения против меня абсурдны.

— Слова надо подкреплять документами, неопровержимыми фактами или ссылаться на свидетелей.

— Я полный профан в юридической практике. Никогда не имела дела с судом, полицией, милицией и тем более с ОГПУ.

— Вот как?

Николай Петрович наклонил голову и поверх стекол пенсне пристально поглядел на нее, рывком придвинул к себе папку, перелистал ее, а когда нашел нужную страницу, тоном осуждения произнес:

— Позволю себе не согласиться с вами, гражданка Пухова. В девятьсот одиннадцатом году во время учебы на Бестужевских курсах жандармы обнаружили у вас нелегальную литературу. Вам грозили серьезные неприятности…

— Откуда вам все это известно? — изумилась Софья.

Сазонов опять внимательно взглянул на нее и, не отвечая, строго сказал:

— Подобные факты выгодно характеризуют ваше прошлое, говорят о ваших убеждениях, не имеющих ничего общего с кулацкой мелкобуржуазной философией. Зачем было все это скрывать?

— Скрывать? С какой стати, спрашивается, я стала бы выставлять себя революционеркой, заведомо зная, что никогда ею не была?

За стеклами пенсне засветились веселые огоньки. Сазонов откинулся на спинку стула и постучал по столу подушечками пальцев.

— Занятный вы человек… мм… гражданка Пухова. Если это не маневр опытного конспиратора, то уж наверняка проявление непосредственности.

— Я, гражданин Сазонов, затурканная жизнью и бытом русская баба. С той поры как вышла замуж, только и делала, что боролась за этого проклятого Пухова, который, в общем-то, никогда меня, наверное, и не любил. Ничего не видела… никогда не знала другого мужчины… А он оказался подлецом, хотел меня убить, да не дали… — Софья еле сдержала готовые брызнуть слезы.

Сазонов поспешил прервать ее:

— Мы все это знаем. Личность вашего супруга нам более или менее ясна, вот и ваша проясняется. Прежде чем принять решение, я обязан известить вас о том, что от нас вам некуда идти.

— Не понимаю.

— Ваш дом вместе с надворными постройками, скотом и самим хозяином сгорел.

— Я это знаю, — Софья заплакала. — Скажите, что с детьми? Где Женя? Что с Романом? Жива ли Глаша, Нина? Мне кажется… вам все о них известно.

— В какой-то степени вы правы. Но… — собеседник развел руками, — не о всех в одинаковой степени.

— Скажите о главном. Они все живы?

— Уверенно отвечаю — живы.