Сонная, она вышла в коридор, достала в сенях лопату. Я тотчас схватил ее, помчался в комнату. Тетя Дуся пришла следом, спросила:
- Что, прямо сейчас делать будешь?
Я кивнул ей...
Суть моего открытия заключалась в следующем: чтобы костные отломки держались относительно друг друга неподвижно, спицы надо было пропускать сквозь них не параллельно, а крест-накрест. И крепить их следовало не дугами, а кольцами. Только тогда аппарат превращался в единую монолитную конструкцию...
Колец у меня не было, я принялся мастерить их из дуг, скручивая гайками.
Наблюдая за мной, тетя Дуся посоветовала:
- Ты бы штаны надел.
Когда я облачился в брюки, хозяйка принялась мне помогать. Мы провозились до утра. Тетя Дуся оказалась женщиной смекалистой - по ходу работы она надавала мне кучу мелких, но дельных советов.
Наконец аппарат был готов. Отломки в нем чуть-чуть шевелились, но это уже шло от несовершенства доморощенной "техники". Главное - идея приняла реальную и наглядную форму. Оставалась доработка отдельных деталей...
БУСЛАЕВ
После Римской олимпиады вокруг меня установилась приподнятая атмосфера. Мое имя, фотографии замелькали в газетах, журналах. Окружающие стали посматривать на меня по-особому.
Однажды на улице я услышал:
- Буслаев... Вон Буслаев!
В течение месяца мне пришлось трижды выступить на радио и дважды по телевидению.
К сожалению, никто из тех, кто писал обо мне, не упомянул о щах с солониной, о гастрите, о шести годах напряженной работы, о перебоях в сердце. Меня подавали эдаким целеустремленным, чуть ли не с рождения обладающим прыгучестью, волей, кристальными моральными качествами и даже тактическим умом. Никто не сказал, что в спорт я пришел из-за слабости и нужды, хотя в беседах с журналистами я не скрывал этого. Но самое удивительное заключалось в том, что и сам я принялся рассказывать о себе с чужих слов.
От спортобщества "Буревестник" мне дали однокомнатную квартиру. Из мебели - один потертый стол, полуразвалившийся стул и скрипучую тахту. Как и всем прежним обитателям этой квартирки, одежду мне приходилось складывать на полу, предварительно подстелив развернутую газету.
Моих знакомых и друзей это мое убогое жилье не смущало. Напротив, они находили в этой убогости что-то романтическое. А одна заявила так: "Уникально! Настоящий вызов мещанскому уюту!"
Иногда я задумывался: "Что же изменилось? Ровно год назад я был тем же самым человеком, что и сейчас. Так же выглядел, думал, чувствовал - однако ни одна из моих новых подруг не обратила бы на меня в тот период ни малейшего внимания. А теперь все по-другому".
Скачков жестко предупредил меня:
- Сгоришь, как спичка!
Я мигом все вспомнил: кургузое пальтишко, стоптанные башмаки, общежитие жиркомбината и свои честолюбивые замыслы. Пора было кончать заниматься чепухой и возвращаться в прыжковый сектор.
- Куй железо, пока горячо! - добавил наставник. - Ты сейчас на подъеме.
Я остался один, вымыл в квартире пол и зажил прежней обособленной жизнью.
Закрепив технику прыжка, я по совету Скачкова вновь приналег на штангу. Без дополнительной физической силы приступать к штурму предельных высот было бессмысленно.
В конце ноября я легко стал чемпионом Советского Союза с результатом два метра двадцать сантиметров. Эту высоту мне удалось взять с первой попытки. Больше я прыгать не стал. Я чувствовал - не надо. Пусть останется "голод". Он сейчас необходим. Я не достиг еще того физического уровня, который позволил бы мне целиком переключиться на нервную нагрузку. Интуиция подсказывала, что нервы надо беречь про запас, как самое последнее оружие.
Через месяц усиленных тренировок я ощутил, как меня, словно вода чашу, начала переполнять энергия. Я шагал по Москве и ловил себя на желании догнать троллейбус, удержать руками закрывающиеся двери метро или с двух шагов вдруг перемахнуть какой-нибудь забор. На свой четвертый этаж я взбегал сразу через шесть ступенек.
Впервые я получал от спорта удовольствие, а не только муку.
Как раз в это время меня пригласили в США. Помимо прыгуна в высоту, устроители соревнований пригласили бегуна на четыреста метров, десятиборца, метателя молота и шестовика. Именно в этих видах легкой атлетики американцы потерпели поражение в Риме.
Я и Скачков четко представляли обстановку, в которой придется выступать. Утомительный перелет на другой континент, акклиматизация, семь часов разницы во времени, агрессивно настроенные болельщики, которые заранее предвкушали момент, когда на их глазах русского начнут "укладывать на лопатки" - все это было не в мою пользу.
Рекордсменом мира по-прежнему оставался Ник Джемс - 222, однако меня это не смущало.
Американцы намеревались организовать три матчевые встречи. Первая должна была состояться через два дня после нашего прилета. Мне явно не хватало времени, чтобы полностью освоиться в новых условиях. Оставалось надеяться на дополнительный запас сил, на быструю врабатываемость организма.