Скачков посоветовал мне махнуть в Кисловодск. Он сказал, что там своеобразный микроклимат, в это время года там сухо.
Сойдя с поезда, я попал в оазис мягкого солнца и первой пробивающейся зелени. Я шагал улочками этого городка, дивился его необычности, а еще больше - теплу.
Прожил я там около трех недель. Возвратившись в Москву, с жадностью включился в работу и через два месяца, в день открытия Выставки достижений народного хозяйства СССР, установил новый мировой рекорд - 2 метра 23 сантиметра. Очень скоро второй - 224 сантиметра. Произошло это в Лужниках на матче СССР - США. Здесь я окончательно доконал Ника Джемса (он взял 220) и подружился с ним. Он был веселый, широкий, простой, как большинство американцев, в общении парень. После матча нас пригласил к себе на дачу Звягин - у него был день рождения. Гостей оказалось много. Мне понравилась одна блондинка. Звали ее Людмила. На день рождения она явилась с симпатичным мужчиной лет тридцати. Меня это не смутило: я решил, что для нее он стар, а потом я уже приучил себя добиваться того, чего хочу. Вдобавок весь вечер Людмила не обращала на меня внимания.
Спустя три месяца она стала моей женой.
К дню свадьбы я установил третий мировой рекорд - 2 метра 25 сантиметров.
Меня наградили медалью "За трудовую доблесть" и признали лучшим спортсменом мира. Как семейный человек, я получил трехкомнатную квартиру и купил автомашину "Волга".
Меня нисколько не огорчало, что Людмила ничего не умела готовить, кроме яичницы. Я подтрунивал над ней и понемногу учил тому, что мог сам: сварить суп, борщ, сделать шашлык, котлеты, поджарить рыбу, разделать курицу, приготовить манты, пельмени. Она очень старалась, но у нее ничего не выходило: не оказалось способностей.
Тогда я сказал:
- Плевать! Женщина создана не для базара и не для плиты. Очень много мы разъезжали по гостям. Встречались с известными артистами, певцами, журналистами, кинорежиссерами, композиторами. В мой адрес постоянно сыпались комплименты, часть их перепадала и моей супруге. Ей это было приятно, она очень легко и естественно вошла в круг моих знакомых.
Через три месяца я уехал на юг, на спортивные сборы. Здесь я засел за книги, так как в последнее время запустил учебу в институте.
Постоянные отъезды на соревнования, большая нагрузка на тренировках - все это отвлекало. Разумеется, преподаватели ко мне относились гораздо снисходительнее, чем к остальным студентам. Но меня это не устраивало. Я понимал, что именно сейчас, когда я "на подъеме", надо думать о будущем. Пройдет восемь, десять лет, и мой "бум" кончится. Это неизбежно. Что я буду делать потом?
От жены приходили письма чуть ли не каждый день. В одном из них Людмила сообщила, что я могу скоро стать отцом. Что я по этому поводу думаю?
Я попытался представить себя отцом и не смог. Мне самому было всего лишь 19 с половиной лет.
Людмиле я ответил: "...Поступай так, как считаешь нужным сама".
После матча с американцами мне предстояли выступления в Японии. Пригласили туда четырех атлетов - меня, Звягина, метателя копья и бегуна на длинные дистанции. Через год в Токио должна была состояться очередная Олимпиада. Японцы намеревались разрекламировать и развить у себя в стране именно те виды легкой атлетики, в которых они отставали.
В Японию мы летели двое суток - через Индию и Индокитай, с восемью промежуточными посадками.
Через шесть часов после прилета нас повезли на стадион в Токио. Там я взял 215 и попросил установить 226. Зачем?
Я хотел "прощупать" эту высоту в плохих условиях, не отдохнувший, и сознательно шел на такой большой разрыв - одиннадцать сантиметров.
Планка, естественно, слетела, но я не пожалел об этом - я вновь был недалеко от успеха.
Мы выступали в самых разных городах Японии: Токио, Осаке, Нико, Иокогаме. Зрителей присутствовало очень много.
Эта страна оказалась совершенно иной, но не менее интересной, чем Америка. Здесь все выглядело необычно: создавалось такое впечатление, словно ты попал на другую планету.
В Японии мы совершенно неожиданно подружились с Кисловым. Помог этому случай.
Как-то среди ночи (наши гостиничные номера находились рядом) Кислов сильно, судорожно застучал кулаком в стену. Спросонья я ничего не понял. В одних трусах я бросился к нему и при свете ночника увидел его распластанного на постели.
- Ванну... - чуть слышно выговорил Кислов. - Горячую ванну...
Он был бледен и, видимо, не мог шевелиться.
- Почки... - с трудом выговорил он.
По его стиснутым губам, по побелевшим пальцам я ощутил остроту его боли. Побежал в ванную, наполнил ванну теплой водой, затем взвалил его к себе на спину, опустил в воду. Сам сел рядом.