Выбрать главу

— Извинения приняты. Туалет — это святое. А твоя прямота очаровательна. 

Этот день может стать ещё хуже? Уже вряд ли. Для таких, как я, человечеству просто необходимо придумать специальную опцию с замедлением времени. Чтобы, пока собеседник моргал, у меня была дополнительная пара минут для составления ответа без неуместного упоминания о походе в туалет. 

— Так ты к нам… э-э-э… по делу? — выдавливаю я, отчаявшись придумать что-нибудь путное.

— Скажем так, у нас с вашим генеральным появились общие темы для бесед.

Я опускаю взгляд себе на руки. Нет, всё же я дурочка, которая в глубине души лелеяла мысль, что Дан мог приехать сюда ради меня. Видимо, сказки о Золушке передаются русским женщинам с молоком матери и вытравливаются исключительно мышьяком. 

Решив перестать лихорадочно нащупывать возможность поддержать диалог, я роняю неопределённое «ясно» и перевожу взгляд на экран для демонстрации видимости работы. Злюсь на собственные наивность и глупость и хочу себя отрезвить. Так Дан поскорее уйдёт и шлейф от выходной сказки исчезнет совсем. Пару часов я поварюсь в разочаровании, зато вновь продолжу жить без иллюзий.

— Выглядишь по-другому. 

Странные ноты в его голосе заставляют меня вскинуть глаза. Кажется, будто Громов находится в недоумении. «Конечно, он недоумевает, потому что в клубе видел другое лицо, сильно приукрашенное макияжем», — безжалостно подсказывает внутренний голос. 

— На работу я не крашусь. 

— Дело не в косметике, — усмехается он. — Но не буду тебя отвлекать, Татьяна Викторовна. Хорошего рабочего дня. 

Его высокая фигура, облачённая в тёмно-голубой костюм, с каждой секундой отдаляется, рождая острую потребность что-то сказать… Ну хоть что-нибудь, чтобы сгладить это поганое послевкусие, которое я наверняка после себя оставила. 

— И тебе тоже хорошего дня, Дан. Извини, если что-то… — Окончательно смутившись, я стискиваю мышку так, что она начинает трещать. — В общем, прощай.

На последней фразе Дан оборачивается. Улыбается, будто мои слова его позабавили.

— Прощаться пока рано. Родина всё же подкинула мне пару идей, так что в ближайшие две недели будем до посинения согласовывать договор. Ваш генеральный за год едва ли стал менее упрямым, да и я далеко не подарок. 

Подмигнув, он берётся за ручку двери. 

— Так что готовься, красавица. 

7

— Привет. — Я по традиции обнимаю маму и протягиваю ей пакет с шоколадом: — Это ассорти: здесь молочный, тёмный, белый и трюфели. Ручная работа. 

Не заглядывая внутрь, мама благодарит за гостинец и кивком указывает на кухню.

— Пойдем чай пить — я с травами заварила. Конфеты зря купила: все же зубы не молочные уже, правильно? Ты, кстати, на метро добралась? — доносится ее удаляющийся голос. — Такие пробки сегодня, это кошмар какой-то. Видимо из-за дождя.

Настроение, испорченное появлением Дана, а точнее, моим нелепым поведением, продолжает ползти вниз без видимой на то причины. Ведь не из-за конфет же? В смысле не из-за того, что я полчаса провела в бутике шоколада, обшаривая десятки полок в поисках самого вкусного, а мама в итоге сказала, что всё было зря? Прекрасно ведь знаю, что ничего плохого в виду она не имеет, а просто по долгу профессии немного помешана на уходе за зубами. В любой другой день я бы, наверное, принесла к чаю что-то иное: например, её любимый мармелад со стевией или овсяные печенья с цукатами, но сегодня хотелось именно шоколад. Выраженно сладкий, вязнущий на зубах, способный перебить горький осадок этой недели. 

— О, у тебя новый сервиз? —указываю я на белые кружевные чашки, расставленные на столе, прекрасно помня, что маме дарили их на прошлый день рождения. 

Просто сейчас мне удобнее сделать их безопасной темой для беседы. Мама обожает посуду, и никакие современные интерьерные веяния не способны избавить нашу квартиру от старомодного серванта, забитого фарфором. 

— Это же Сивовы дарили мне в прошлом году, забыла? — Любовно придерживая крышку чайника, мама разливает заварку. — Тот старый я на дачу отвезу. Этот только мыть, наверное, придётся вручную. Боюсь, позолота облетит.

Пакет с конфетами так и стоит нетронутым в углу столешницы, поэтому я иду его распаковывать. «Чёрт с ней, с зубной эмалью, — иронизирую про себя, снимая ленту с бумажной коробки. — Всё равно никто её не увидит». 

Уложив конфеты в вазочку, я ставлю их на стол и сажусь. Мама стоит спиной, помешивая дымящийся суп. Перед глазами почему-то сразу появляется лицо Василины, смешно кривящей нос. Так она делает всякий раз, когда чувствует запах горохового.