Так хотелось думать. Но это вовсе ничего не значило. Не подходила Шахназ ни под какие стандарты. Кому-то был нужен любимый, грубо говоря, со всеми потрохами, а ей достаточно одного сознания, что она любима. А что, если жизнь уже выдала ей все свои подарки? Что, если потом ее ждет лишь обыденность?!
Не верю. Потому что нет ничего щедрее жизни.
1965
КАТЯ УРЖУМОВА
Наш век удивляют космические скорости. Но поезда, как и двадцать пять лет назад, бегут по стальным рельсам, не слишком торопясь. На пути множество станций и городов. Теперь, кто торопится, пользуется небом.
Катя Уржумова ехала в Крым не торопясь. Да и не принято было тогда девчонкам летать на дорогих самолетах. Даже на плацкартный билет с трудом нашлись у нее деньги. Путь-то из Сибири до Крыма дальний, многосуточный.
Катя лежала на верхней полке, облокотись на зеленый сундучишко, и смотрела в окно, за которым менялись пейзажи. Родной Успенск остался за Уральскими горами.
На больших станциях она гуляла по перрону с железной коробкой в руках, где позвякивала мелочь. Впервые в жизни ела она мороженое, обжигавшее пальцы, и городские булки с кремом. А мелочь в коробке для того, чтобы без сдачи расплачиваться за вареные яйца, горячую картошку и топленое молоко в бутылках. Так научил ее бывалый успенский путешественник старик Головин, дважды за свою жизнь ездивший к брату в Омск.
Чем ближе к Севастополю, тем легче становилась коробка из-под монпасье. На последнюю мелочь в Бахчисарае Катя купила у бойкого татарчонка красные полевые маки. Подумать только, растут они в степи никем не сеянные!
В дороге Катя не переставала удивляться. Восемнадцать лет прожила без удивления, а тут удивлялась каждый час! Удивлялась тоннелям за Свердловском, кунгурским кручам, широкой Волге, мосту через нее. Особое удивление вызвала Москва.
Сдав свою поклажу в камеру хранения, Катя отважилась посмотреть столицу. И даже рискнула проехать на трамвае две остановки вперед да две назад. Потом, осмелев, прокатилась на автобусе до какой-то площади. Вот так девчонкой лет пяти рискнула она однажды уцепиться за проезжавшие сани, с привязанным к ним коробом, и незнакомый мужик, не подозревая о пассажире, провез ее до самого кладбища. Тут она со страха заревела, была обнаружена, наругана и на тех же санях возвращена обратно к родному дому.
Теперь Катя ехала к тетке. Телеграммы о выезде не давала, и потому в Севастополе никто ее не встретил.
— Ты на трамвай садись, — наставляли ее соседи по вагону.
— В гору поднимешься, тут тебе и Садовая.
Трамвай? А деньги!
— Ладно, я лучше пешком.
Поднимаясь в гору с сундучком на плечах, она узнала, что такое крымское солнце. Как же ей было жарко в своей суконной зеленой кофте, отделанной белым шнуром на карманах, да еще в чулках!
А главное — не надо было брать этот проклятый старомодный сундучишко. Ни одного пассажира не видела она с такой кладью. Ехали люди с чемоданами, на худой конец — с фанерными баулами, а она — с сундуком!
— Где у вас тут Садовая? — спрашивала у всех Катя. Пот лил с нее ручьем. Из кармана кофты торчали завядшие маки.
— Ты бы лучше трамваем.
— Это я и без вас знаю.
Наконец наблюдавший за ней краснофлотец, видимо, смекнул, в чем дело. Некоторое время он шел за ней, соображая, не обидится ли она на его предложение. Девчонка нездешняя, робкая.
— Хочешь, помогу? Слышу, Садовую спрашиваешь. Так мне туда же.
Катя исподлобья взглянула на краснофлотца, а у него глаза синющие, как бухта, что справа.
— Неси, коли охота! Только тут железка оторвалась, не порви свою форменку.
Пока нес, все расспрашивал: откуда Катя и надолго ли сюда. Узнав, что на жительство, обрадовался.
— Приходи вечерком в Краснофлотский парк. Это тут, в центре. Оркестр играет, потанцевать можно.
— Не знаю, — сказала Катя, сразу насторожившись. — Ничего я тебе обещать не могу. У нас в Сибири как-то не принято к незнакомому парню на свидание бегать. Оглядеться надо. А за внимание, конечно, спасибо.
Садовая улица оказалась такой же короткой, как в Успенском улочка Малиновая. Там, сзади, овраг. А здесь обрывается гора.
На Малиновой восемь дворов. И здесь, наверное, не больше. Малиновой улицу в Успенском назвали потому, что в каждом палисаднике по изгороди растет малина.
Пока Катя шла, мысли уносили ее в Успенск. То ли о матери тосковала, то ли о сестренках с братишкой… А может, и о Вальке Черемных, лучшей своей белозубой подружке.