…Тот берег бухты был усеян купающимися. О, как тиха, как зелена глубокая вода залива.
На каменных ступеньках террасы Катя увидела мальчика. Витя! Только сейчас она поняла, что совсем забыла о нем.
Остановились подле ступеней и легонько вздохнула. Мальчик обернулся.
— Здравствуй, Витя. Вот и я приехала к вам. Папа дома?
— Он в море.
— Ах вот как… Ну, что же, — она решительно присела на ступеньку. — Тогда я побуду с тобой, ладно? Ты, стало быть, один дома?
— Да.
— А что же ты играешь на самом пекле? Голова заболит.
— Я не играю, — серьезно ответил мальчик. — Я строю корабль.
На ступеньках повсюду валялись щепки. Зажав худыми коленками выдолбленную дощечку, мальчик ладил к ней паруса.
— Это линкор или крейсер? — спросила Катя, хотя и сама не знала, какое должно быть между ними различие.
— Фрегат, — неожиданно ответил Витя.
Катя покраснела. О фрегате она тоже не имела понятия.
— Ты любишь море? — спросила Катя, чтоб только что-нибудь спросить.
— Море все любят, — по-взрослому ответил мальчик, и Катя почувствовала в его ответе нескрываемую неприязнь к себе.
— А тебе не скучно? — опять спросила она.
— Скучно, — односложно ответил Витя. Он не понимал, как можно спрашивать о таких ясных вещах, и перестал обращать на нее внимание. Теперь Катя наблюдала за его усилиями придать мачте вертикальное положение. Потом предложила носовой платок. Витя взял.
— Придется его гвоздиком приколотить. Ничего?
Катя разрешила.
— Что же вы мне голубя не привезли? — спросил вдруг мальчик. — Не догадались, да?
— В следующий раз обязательно привезу!
— Так, значит, вы еще к нам приедете?
— Но ведь нужно привезти тебе голубя, — нашлась Катя.
Мальчик улыбнулся. Он улыбнулся совсем как взрослый. И глаза у него были взрослые, серые, с холодком.
— Папа не оставлял записку?
— Оставлял. Вот…
Оказывается, записка все время была в его ладони, и Катя с трудом прочитала, что в море ей следует добираться при помощи дяди Кости. О содержании записки Витя, оказывается, знал.
— Поедете к нему, да? Он ждет вас, — добавил мальчик, глядя ей прямо в глаза. — Я бы тоже поехал, папа разрешил, но мне не хочется. Нынче они баркас поднимают, а потом сюда его притащат.
— Тебе правда не хочется? — низко нагнулась к нему Катя. — А то поедем со мной? Вдвоем как-то веселее.
Он упрямо мотнул головой.
— Нет, мне не хочется. Мы с тетей Настей за продуктами поедем. В горы, к знакомым. За брынзой и за яйцами. У них как раз собака ощенилась, так я щенка себе выберу. Папа мне разрешил. А вы обратитесь к дяде Косте. Он скоро хлеб повезет водолазам… Папа любит теплый хлеб.
— Но как же я найду дядю Костю?
— Во-он там, у причала, в желтой майке.
Дядя Костя восседал на корме лодки, как смуглый бог.
— Это вы дядя Костя? — робея, спросила Катя.
— Ну, я, — сказал грек и сплюнул в зеленую воду окурок.
— Мне нужно в море, к водолазам. Антон Петрович велел обратиться к вам. Вы хлеб туда повезете?
— Хлеб уже в лодке, — сказал Костя, показывая на небольшой деревянный ящик с кованой крышкой. — Вот сюда и садись, удобно будет.
Он так ухватился за весла, так заиграл каждым мускулом обнаженных рук, будто собирался доставить Катю к самому Нептуну. Покойная зеленая вода забурлила, запенилась за кормой, погнала на берег ленивую волну. Лодка стремительно вылетела через горловину, радостно взмахнула красными веслами-крыльями, словно ахнула при виде открытого моря. И понеслась. Крупная зыбь подхватила ее и начала шлепать по бокам. Катя инстинктивно ухватилась за борта.
— Сиди, сиди! — приказал грек.
Лицо его было залито солнцем. Он грудью налегал на весла и ритмично откидывался назад. А берег отплывал назад, тоже весь сверкающий и праздничный от солнца. Наконец Катя увидела подъемное судно. Квадратное и широкое, как противень, низко, но самые борта, сидело оно в воде. Из трюма доносится стук мотора. Толстый, туго натянутый трос наискосок уходил в глубину, как будто это была леса с наклевкой. Лодка чуть стукнулась носом в стальную обшивку судна, и Костя, сложив ладони рупором, гортанно крикнул.
Из кубрика вышел Антон Петрович.
— Вот «племянницу» свою привез, — сказал Костя. — Пришла к моей лодке, «дядю» спрашивает. Где тут, говорит, дядя Костя?
Стыдясь грека, который, впрочем, не смотрел на нее, и зажимая подол коленками, Катя взобралась на судно. К борту подошли еще три молодых рабочих.