- Королева? – я попыталась отстраниться, но он меня не отпустил.
- Слухи разносятся по дворцу быстрее, чем ветер. Но я не вижу в этом ничего ужасного. Почему вы, женщины, придаете такое значение тряпкам? Я разрешаю тебе носить лиловое, и разрешаю шлейф такой длины, какой хочешь. Я все тебе разрешаю, - он прочертил пальцем по моей шее, груди, и отодвинул край халата, открыв белоснежную нижнюю рубашку. – Это для меня? – голос его теперь звучал хрипловато, и я задрожала, уже охваченная животной страстью.
Развязав поясок, я медленно спустила халат с плеч, позволив ему упасть на пол. Король отступил на шаг, оглядывая меня от макушки до пят, а потом стремительно притянул к себе, подхватил под бедра и понес к кровати.
В этот момент я едва ли была разочарована тем, что меня не постигла участь леди Сибиллы, которая посмела надерзить королеве, потому что я оказалась в постели, и моя ночная рубашка разошлась, как полоса тумана, от ворота до пояса.
- Не люблю оставаться должником, - сказал король, играя моей грудью, а когда я сделала попытку приласкать его в ответ – покачал головой. – Нет, коварная, сейчас я буду слушать твои стоны и вздохи…
Я не стала противиться ему, и полностью отдалась во власть его губ, рук, опьяняющих слов. Раз за разом он возносил меня к небесам, а потом начинал заново сладостную пытку. Я не могла сдержать ни стонов, ни вздохов, ни вскриков, когда он, наконец, взял меня, шепча слова любви. Потом были сумасшествие от страсти, и полет, и пробуждение для этого мира. Но пробуждение ничуть не испугало меня и не разочаровало, и я лежала в постели, прикрыв глаза и улыбаясь, и легко поглаживала крепкое мужское плечо – гладкое и твердое, как речной камень. А после короткого отдыха король снова начал любовную атаку, и я с радостью вступила в битву. Лишь далеко за полночь я поняла, что не способна больше воевать.
- Останься до утра, - попросил король, но я уже села на кровати, ощущая дрожь в коленях и приятную слабость во всем теле.
Один мой чулок валялся на полу, второй потерялся где-то в постели вместе с подвязками, но я не стала отыскивать их.
- Между нами договор, ваше величество, - сказала я, поднимая халат и надевая его.
Король наблюдал за мной, приподнявшись на локте, и не выглядел утомленным. Увидев, что я и в самом деле собираюсь уходить, он вскочил с постели и обхватил меня за талию.
- Пусть поскорее приходит утро, - сказал он, целуя мои щеки, глаза, губы, - чтобы я мог снова увидеть тебя.
- Утро наступит уже через пару часов, - ответила я, уклоняясь от его поцелуев. – Разрешите мне удалиться.
- Я провожу тебя, - он собрался выйти со мной так, как был – голым, но я его остановила.
- До моей спальни - несколько шагов. Это не стоит вашего беспокойства.
Он позволил мне разжать его руки и больше не задерживал, а я вышла в коридор, устало разминая плечи и мечтая лишь об одном – оказаться в постели вовсе не для любовных утех. Меня никто не мог видеть, и я улыбнулась: бедная Диана и не представляла, что мужчина может быть таким неутомимым в любви. И сплетница Ланвен была права – всегда на полдень!..
Усмехнувшись своим мыслям, я не сразу заметила, что кто-то стоит в темноте. У меня не было свечки, но в стенной нише тускло горел светильник. Человек сделал шаг вперед, и я узнала королеву Тегвин.
Любовное томление сняло, как рукой. Я покраснела, и даже уши запылали. Вот я выхожу из спальни любовника, а жена стоит под дверями и терпеливо ждет, когда ее муж насытится прелюбодейством.
- Ваше величество… - я хотела поклониться, но королева удержала меня.
Она была одна, без свиты, и так же, как и я, одета лишь в ночную рубашку и халат.
- Дидье велел мне зайти после того, как вы уйдете, моя дорогая, - сказала она. – Вы же не будете против? Уверена, речь пойдет лишь о государственных делах.
- Как я могу вам запретить входить к вашему мужу? – ответила я. – Это вы могли бы мне запретить входить к нему.
Королева опустила ресницы, и на губах ее появилась кроткая, страдальческая улыбка.
- Но смогла бы я запретить ему входить к вам? – спросила ее величество со вздохом. – Ах, вы же знаете, что от нас, женщин, ничего не зависит.
- Зависит, - сказала я твердо. – Вы могли бы не потакать своему мужу в его грехах, а обратиться к церкви, к его совести, чтобы вернуть на путь истинный.