Но Дидье не слушал лепета Дианы, как и ворчания ее камеристки, и сам менял бинты, смазывая язвочки и коросты серной мазью и маслом. Он же взялся дежурить у постели больной в самые тяжелые предутренние часы, чтобы Ланвен, уже падавшая с ног от недосыпа, могла отдохнуть, и он сам купал Диану, посмеиваясь над ее попытками прикрыть выступающие ребра и кудрявый мысок внизу живота.
- Я ужасна, - простонала она как-то, - когда он помогал мыть ей голову, держа над тазом с водой ее тяжелые волосы.
- Для меня ты красивее всех на свете, - сказал Дидье, целуя ее в лоб, а потом пригляделся внимательнее. – Смотри-ка! Пустулы засыхают, кожа шелушится, но шрамов не остается. Это не оспа.
- Не оспа? – хором переспросили Диана и Ланвен.
- Я видел больных оспой. Обычно болячки подживают не так. Это какое-то кожное раздражение. Может, ты ела что-нибудь редкое? Или использовала особые притирания? Бывают мази, вызывающие нарывы на коже.
- Нет, ничего такого, - Диана потребовала зеркало и долго рассматривала свое отражение, а потом медленно произнесла: - Козье покрывало…
Ланвен замерла, держа зеркало.
- Козье покрывало, - повторила Диана. – Вы прислали мне козье покрывало, и я заболела после того, как укрывалась им.
- Покрывало? Я ничего не присылал, - ответил Дидье.
- Ланвен принесла его мне.
Зеркало задрожало в руках камеристки, и она испуганно захлопала ресницами:
- Мне сказали, что это подарок его величества, - забормотала она.
- Где покрывало? – спросил Дидье, не обращая внимания на ее страх.
- На сундуке, - Ланвен указала в угол комнаты. – Ваше величество…
Дидье сорвал с постели простынь и завернул в него покрывало, стараясь не касаться его, а потом пошел к двери.
- Кто его тебе дал? – спросил он уже на ходу.
- Ее величество… - прошептала Ланвен.
Дидье вернулся лишь через пару часов. Диана лежала в постели и приподнялась ему навстречу.
- Что вы узнали? – воскликнула она.
- Ничего, чтобы тебе пришлось волноваться, - сказал король, поправляя подушку, чтобы женщине удобно было сидеть. – Главное, что это не оспа, а с остальным мы справимся.
- Но неужели королева?..
- Тегвин клянется, что получила подарок для тебя с посыльным, - Дидье потер подбородок. – Ей тоже прислали подарок, но он не опасен, к счастью.
- Кто-то хотел моей смерти, - сказала Диана, откидываясь на подушки.
- Впредь не принимай никаких подарков, что будут передавать, - сказал король. - Если даже скажут, что это от твоих родителей.
- Ваше величество… - Ланвен прижала к груди руки, всем своим видом выказывая раскаяние.
- Ты наказана не будешь, - Дидье посмотрел на нее тяжелым взглядом. – В этот раз. Я подумаю, кем заменить тебя.
- Ваше величество! – девица Кадарн опустила глаза и закусила губу.
- Оставьте ее при мне, - попросила Диана. – Если бы не она, я бы точно умерла. Ланвен осталась со мной, когда думала, что я больна оспой. И ваши рыцари тоже…
- Я подумаю над этим, но ничего не обещаю, - сказал король бесстрастно.
Когда стало ясно, что язвы – не последствия черной оспы, лекари принялись за лечение Дианы с утроенным усердием и разрешили открыть окно, а потом и совершать недолгие прогулки под солнцем. Спустя неделю сняли бинты, потому что пустулы зажили, и Диана впервые с аппетитом поела супа из утки и кореньев.
Дидье не отходил от нее ни на шаг, и вскоре она начала выражать беспокойство такой заботой.
- Вы все время здесь, - сказала она однажды, - но как же государственные дела? Вы всё позабыли… Разве это хорошо?
- Обойдутся пока, - заверил он ее. – Есть совет лордов, есть Тегвин и наследный принц. Не думай, что только из-за меня сохраняется мир в этой стране. Успех короля не в том, чтобы всё делать самому, а в том, чтобы поручить дела тем, кто разбирается в налогах, переговорах и войнах. Такие люди у меня есть, так что забудь обо всем и просто выздоравливай.
Щеки ее постепенно округлились, и губы приобрели прежний, алый оттенок. Теперь она походила на прежнюю Диану, и иногда радовала Дидье улыбками и даже смехом, когда он рассказывал ей какие-нибудь безобидные новости. Она еще стеснялась его, пряча шелушащееся лицо, и тайком пыталась выщипывать волосы на теле, пока он не взял бритву и побрил ей подмышки и венерин холмик, а заодно и ноги, после чего она благодарно расплакалась, уткнувшись ему в плечо, а он утешал ее, шепча нежности.