Жозеф пребывал в прекрасном расположении духа – днем он пропадал на охоте, приручая сокола, которого привез из столицы, а вечера и ночи проводил со мной. Мы болтали, дурачились, музицировали, и ничто не мешало нашему беззаботному счастью.
Прошло три дня, и на четвертый, когда слуги уже убрали со стола остатки ужина, а Жозеф, развалившись на кушетке, потягивал вино, я взяла свою лютню (к королевской я так и не прикоснулась, хотя муж просил поиграть именно на ней) и принялась наигрывать песни, что любила петь моя мама – тягучие, со сложной мелодией, в которых были ветер пустыни и шум океана.
Жозеф поглядывал на меня томно, и тихий вечер обещал перейти в бурную ночь, когда дверь открылась и без стука, и предупреждения вошел его величество король.
Жозеф вскочил, бросаясь к сюзерену с поклонами и приветствиями, а я была так огорошена, что замерла на скамеечке, прижав лютню к груди, словно щит.
Ланварский волк снисходительно выслушивал восторги моего мужа по поводу визита, а сам нашел меня взглядом.
- Я помню вашу просьбу не приходить без предупреждения, - сказал он, кланяясь мне не менее почтительно, чем кланялся ему Жозеф, - но слуги сказали, что вы еще не готовились ко сну, а значит, вам нечего стыдиться, леди Верей.
- Ваш приезд – такая неожиданность! Я сейчас же прикажу, чтобы накрыли стол! – засуетился Жозеф.
- Не надо, я не голоден, - король по-хозяйски сел в кресло, которое Жозеф услужливо пододвинул, и сказал, обращаясь ко мне: - Что же вы перестали играть, леди? Я слышал чудесную музыку и хочу снова ею насладиться.
- Конечно, сир! – немедленно отозвался мой муж. – Ди, сыграй!
Я начала играть, хотя пальцы были, как деревянные. Привычная мелодия в этот раз не складывалась, и виной этому был мужчина, который сидел в кресле напротив, и смотрел на меня, не отрываясь.
Под его взглядом я чувствовала себя голой, словно с меня сорвали всю одежду и выставили на обозрение.
Поманив Жозефа, король что-то сказал ему, и мой муж с готовностью кивнул. Возле кушетки лежала флейта, Жозеф схватил ее и протянул нашему гостю, держа музыкальный инструмент почтительно, на раскрытых ладонях.
Король взял флейту и заиграл. Каким-то невероятным образом он сразу подхватил мою мелодию и повел ее, ни разу не ошибившись, будто читал по нотам. Я перебирала струны лютни, завороженно слушая его игру. Пусть этот человек пугал меня, пусть он действовал, как безумец, но его музыкальный дар был от небес. Музыка звучала, обволакивала, заставляла сердце трепетать, и вовсе не от страха. Это возмутило меня – и я рассердилась на собственную слабость, и на назойливость короля, и на слепоту Жозефа. Я прижала струны ладонью, заставив лютню замолчать.
- Ди! – воскликнул Жозеф. – Зачем ты перестала играть! Ваше величество! Такой прекрасный дуэт!..
- Ты прав, - ответил король, откладывая флейту, - я получил подлинное наслаждение. Признаюсь, мне ничего так не хочется, как играть дуэтом с твоей женой каждый вечер.
Кровь бросилась мне в лицо от этого намека, но я промолчала, потому что Жозеф ничего не понял и заявил с восторгом:
- Ваше величество может рассчитывать на мою жену каждый вечер, для нас это честь!
Если бы я могла, я бы сейчас ущипнула Жозефа, чтобы он пришел в себя и прозрел, наконец. Но я сидела на скамейке с лютней, а мой муж стоял возле короля,готовый исполнить любой его приказ. Я закусила губу, глядя в пол, потому что боялась поднять глаза и встретить взгляд, который чувствовала всей кожей.
- Хотите сыграть в шахматы, сир? – предложил Жозеф.
Король согласился, и мой муж передвинул шахматный столик, а потом принес шкатулку с шахматными фигурами.
Игра началась, и мужчины совсем забыли обо мне, увлеченные войной – пусть и ненастоящей. Только тогда я осмелилась посмотреть на них. Они одинаково склонились над доской, и я видела их профили на фоне огня в камине.
Лицо короля, казалось, состояло только из резких линий и углов – горбоносый нос, упрямо выдающийся подбородок… Он напоминал сапсана, готового броситься на жертву. А в лице моего мужа не было суровой четкости. Его профиль словно был нарисован кистью по холсту – плавные линии, нежные полутона, даже волосы его лежали мягкими волнами, а не закручивались жесткими завитками, как у короля. Жозеф походил… походил на щегла – был такой же яркий, подвижный, звонкий. Даже голову к плечу он склонял по-птичьи – легким, игривым движением.