- Вы все безумны… - сказала я, глядя в ее бледное лицо страдающей святой. – Но я вряд ли смогу вас возненавидеть, потому что не вы – причина моих несчастий.
- Вы очень великодушны, - сказала она, отбросив с моего лба выбившуюся из-под чепца прядку. – Ложитесь спать, мы уезжаем завтра рано утром.
Разумеется, спать я не смогла, и ночью попыталась бежать, когда посчитала, что королева заснула. Но за порогом меня сразу остановили двое стражников из королевской свиты. Ее величество и правда позаботилась, чтобы птичка не улетела из силков и была доставлена главному покупателю с вишенкой в клюве. То, как пренебрежительно мужчины подхватили меня под локти и подтащили к дверям кельи, откуда я вышла, сразу объяснило мне, что все уже знали об истинных причинах поездки королевы в Верей, и лишь я – жертва, на которую была объявлена охота, ни о чем не догадывалась.
- Я хочу видеть настоятельницу! – крикнула я. – Вы не смеете меня задерживать!
- Пусть повидается с матушкой Модвенной, - сказала королева, появляясь из кельи. – Мы же в монастыре, здесь всякий имеет право на святую беседу.
Меня проводили к настоятельнице под конвоем, как преступницу. Мать Модвенна еще не ложилась спать – она читала последование, и, увидев меня в сопровождении гвардейцев, очень удивилась.
Мужчины остались в коридоре, а меня настоятельница пригласила войти и усадила на деревянный стульчик – единственный в ее скромно обставленной келье, сама же монахиня встала передо мной, готовая выслушать.
Я старалась говорить твердо, но не справилась и не удержалась от слез, за что сама себе стала противна.
- Спасите меня, - попросила я, вытирая щеку рукавом рубашки. - Я хочу остаться в монастыре, пока не вернется мой муж. Если вы возьмете меня под покровительство, они ничего не смогут мне сделать, они… - я собиралась рассказать все без утайки, но настоятельница остановила меня.
- Я все знаю, леди Верей, - сказала она строго. – Мы с ее величеством троюродные сестры, и у нее от меня нет секретов. Она написала мне о том, что происходит.
- О! – я испытала огромное облегчение, что мне не придется рассказывать эту постыдную историю. – Тогда всё упрощается… Мой муж уехал на полгода и…
- И вам надо подчиниться и ехать с ее величеством в столицу, - перебила меня мать Модвенна.
Слезы мои моментально высохли, и я уставилась на настоятельницу, приоткрыв рот.
- Это грех – роптать против воли небес, - продолжала она. – И то, что вы просите – это гордыня, это мысли только о самой себе. Вам надо покаяться.
- Не понимаю вас… - пробормотала я.
- Если я вас приму, - монахиня говорила уже не строго, а сердито, - король будет здесь уже завтра и возьмет монастырь приступом. Пострадают мои сестры по вере, а их здесь тридцать четыре. Лучше принести в жертву одну овечку, чем потерять все стадо. А вы, отказывая королю, только сеете слухи и сплетни, только распаляете греховные желания всех жителей королевства. Этот... вопрос, - она посмотрела на меня со значением, - можно было решить тихо и без огласки, но вы придали ему характер настоящего бедствия. Думаю, это от вашего тщеславия. Я напишу епископу, чтобы по прибытии в столицу он назначил вам епитимью.
Мне казалось, что мир перевернулся с ног на голову. Настоятельница монастыря упрекала меня за то, что я не отдалась королю сразу и без сопротивления. Гордыня, тщеславие, епитимья…
Я вернулась в келью, как в бреду – не видя ни пола, ни стен, ни тех, кто меня караулил.
Королева не спала, и едва я появилась, ласково сказала: