Мне было неприятно это прикосновение. И ее молчаливая благодарность вызывала только жгучий протест и злила еще больше, чем острые взгляды леди Сибиллы. Она тоже не заговаривала со мной больше, но я всегда и везде натыкалась на нее – красивую, пышнотелую, с кошачьими повадками и вкрадчивыми улыбками. Был еще принц, несколько присмиревший после нашей стычки за завтраком, но не оставивший ни кривых усмешек, ни презрительных взглядов, и я знала, что мира между нами никогда не будет, и в глубине души признавала его правоту – какому бы сыну понравилось видеть рядом с отцом юную любовницу, в то время как мать сидит в стороне, делая вид, что ее ничуть не трогает измена мужа.
Но даже понимая принца, я не стала любить его больше. На третий или четвертый день отъезда короля я прогуливалась по саду, и три служанки королевы следовали за мной с упорством, достойным тени. Я старалась не замечать их, наслаждаясь солнцем, дыханием весны и временной передышкой, подарившей мне спокойствие, когда на тропинку, преградив мне путь, неожиданно вышел наследный принц. Один, без свиты. И взглянув на него, я поняла, что разговор пойдет не о погоде, и не о модной рыцарской балладе.
- Гуляешь и скучаешь? – спросил меня принц, немного переиначив строчку из местной популярной песенки. Речь в ней шла о шлюхе, которая искала себе любовников среди моряков и однажды по ошибке переспала с родным братом.[1]
Намек был оскорбителен, но я не подала вида, что меня это задело. Коротко поклонившись, я пошла дальше, обойдя принца, но он догнал и пошел рядом, заложив руки за спину и всем своим видом выражая полную безмятежность. Будто и в самом деле решил прогуляться по саду, любуясь листочками. Он был принаряжен – в камзоле, расшитом серебром, и в пурпурном бархатном берете, украшенном перьями фазана.
- Наверное, разочарована? – продолжал принц. – Отец оставил тебя так быстро. Как-то не так ты укусила грушу, получается.
- Сколько же в вас яда, ваше высочество, - сказала я, глядя прямо перед собой.
- Он выстреливает, когда тебя вижу, - принц чуть наклонился ко мне, понизив голос, и со стороны казалось, что мы доверительно беседуем. – Слушай, мой тебе совет. Моя мать – святая, что все это терпит, но я терпеть не намерен. Отец помешался на тебе, это все видят, но я не позволю тебе вертеть им и унижать мою мать.
- Что же вы сделаете, принц? – я остановилась, и он остановился тоже.
Теперь мы стояли лицом к лицу, он смотрел на меня сверху вниз, презрительно кривя губы, а служанки королевы отвернулись, замерев на расстоянии двадцати шагов.
Он молчал, поэтому заговорила я.
- Мне понятна ваша неприязнь, - сказала я твердо, не отводя глаз, - но вы же видите, что я сама – пленница здесь. И если в вас есть хоть капля разума, вы должны понять и меня. Я не в восторге от плена и мечтаю, как каждый заключенный, сбежать из тюрьмы. Убедите своего отца отпустить меня, и я уеду, вы и ее величество никогда больше не услышите обо мне, - а мысленно добавила: «И я больше никогда не увижу вас всех, и не захочу ничего о вас слышать».
- Будто бы отец тебя отпустит, - фыркнул он, окинув меня взглядом с головы до ног и обратно. – Но если хочешь, могу помочь тебе сбежать…
- Согласна и на это, - тут же сказала я. Может, он и в самом деле поможет мне с побегом? Было бы хорошо получить врага в союзники, если он сам хочет от меня избавиться.
- Дам тебе и лошадей, и провожатых, если кое-что сделаешь, - сказал принц.
- Что же? – насторожилась я, потому что никакие условия тут явно были не к месту.
Он наклонился ко мне совсем близко и сказал на ухо, обдав горячим дыханием:
- Отсосешь у меня пару раз, чтобы со вкусом, как отцу… И будешь свободна.
Кровь отхлынула от моего лица, но я даже не пошевелилась, только сказала тихо и сквозь зубы:
- Пошел вон, сопляк.
- Какая гордость… - принц медленно отстранился от меня, - странно для шлюхи.
- Пошел вон, - повторила я. С огромным удовольствием я влепила бы ему пощечину, но поодаль стояли служанки, и благоразумие подсказало мне соблюдать хотя бы видимость спокойствия, пусть в груди все полыхало от гнева.