В галерее уже прогуливались несколько дам в сопровождении своих камеристок. Благородные леди говорили негромко, но нежными, хорошо поставленными голосами, и казалось, что в галерее журчит ручей, серебристо перекатываясь на камешках. Я заметила леди Сибиллу – в ярком желтом платье, с янтарным ожерельем на красивой полной шее. Леди Сибилла что-то рассказывала – чуть жеманясь, посмеиваясь, кокетливо показывая кончик языка между белоснежным острыми зубами.
При нашем с Ланвен появлении дамы замолчали, глядя на нас – некоторые прямо, некоторые искоса. Леди Сибилла тонко рассмеялась, прикрывшись веером в виде серебряной чеканной пластины на ручке из красного дерева.
Мы прошлись вдоль галереи, две или три дамы приветствовали нас поклонами, и я поклонилась им тоже, игнорируя тех, кто игнорировал меня. Нет, Ланвен ошиблась, мне не было страшно. Но эти изучающие взгляды, любопытные взгляды, насмешливые – они ранили, потому что я чувствовала вину за собой. Каким бы заманчивым для большинства ни было место в королевской постели, я ощущала себя всего лишь любовницей, предметом низменного удовольствия, и тем более противно, что я сознательно решилась на это.
Постепенно ручей зажурчал вновь – дамы вернулись к разговорам. Разговоры крутились вокруг нарядов, последнего театрального представления, погоды и предполагаемых увеселений, которые должны были устроить в королевском замке в мае.
Встав у незастекленного арочного окна, Ланвен взяла меня под руку и тихо называла имена присутствующих дам, рассказывая немного о каждой из них – кого отличает королева, у которой дурной нрав, а которая сама мечтала бы стать королевской фавориткой.
- Говорят, в первый день мая представление разыграют прямо в саду, - сказала леди Мейрин, которую Ланвен назвала канарейкой – существом безобидным и легкомысленным. – Поставят сцену, колонны… Его величество распорядился.
- Да, его величество самолично осматривал сад, - сказала леди Сибилла, и все обернулись к ней. – Такое усердие! Вчера он был так там занят, что вернулся в заседание лордов усталый, с блуждающим взглядом.
- Но он так мечтательно улыбался, - заметила леди Эсилт, косясь в мою сторону. Ланвен сказала, что леди Эсилт – ближайшая подруга леди Сибиллы, и что язычок у нее побольнее пчелиного жала.
- Наверное, любовался южными розами, - сказала леди Сибилла громко, чтобы я наверняка услышала.
- Но Сибилла, дорогая, - пролепетала леди Мейрин с изумлением, - какие розы? Еще даже ландыши не распустились…
Дамы тихо засмеялись,прикрываясь кто веерами, кто батистовыми платочками, а леди Мейрин непонимающе хлопала глазами.
Ланвен выразительно посмотрела на меня, намекая, что подобное нахальство нельзя оставлять безнаказанным, но я и сама не собиралась спускать насмешницам. Подойдя к дамам, я небрежно поклонилась им, улыбаясь так безмятежно, словно встретила двоюродных сестричек на пикнике.
- Ваша правда, леди Сибилла, - сказала я необыкновенно тепло, обращаясь к бывшей любовнице короля. – Его величество весьма увлечен южными розами. Сказал, что лишь вдохнув аромат роз, он понял, что местные цветы хоть и неплохо пахнут, но вовсе не цветы, а так… сродни сорнякам.
- Как видно, его величество очень вам доверяет, раз беседует с вами о цветах, - промурлыкала леди Сибилла, посматривая на меня из-под ресниц.
- Мы с ним очень близки, - сказала я небрежно. – Это предусматривает некоторое доверие.
- Именно поэтому вы надели сегодня цвета королевского дома? – нарочито вежливо спросила леди Эсилт. – Чтобы показать всем, насколько вы близки с… королевской семьей?
Я ответила ей вежливой улыбкой, хотя в душе у меня похолодело. Цвета королевского дома? Лиловый? Ах, я все-таки, слишком мало знала о жизни при дворе. Но Ланвен… Ей-то должно было быть известно…
- Не хотите пройти в оранжерею, метресса? – спросила Ланвен, оказываясь рядом со мной и снова беря под руку. – Скоро дождь, да и ветер подул со стороны пруда… запахло гнильцой.
Мы раскланялись с дамами, получили в ответ не менее учтивые поклоны, и удалились. Но едва оказались в коридоре, где не было свидетелей, я вырвалась от девицы Кадарн, пылая гневом.
- Цвета королевского дома? – спросила я тихо, одернув корсаж. – Вы намеренно сделали это?
- Конечно, намеренно, - она ничуть не смутилась и даже усмехнулась. – Пусть позлятся, глупые щебетуньи.