Хасл мямлил, усевшись на землю и растирая глаза кулаками.
— Если бы я был неизвестным убийцей, способным наводить морок, думаешь, я бы сказал правду?
— Кто знает? — пожал плечами охотник. — Может, сказал бы, потому что тебе хочется меня помучить? У тебя есть еда?
Велион молча распутал завязки рюкзака и ногой подтолкнул его к Хаслу.
Пора отвлечься от событий, произошедших семьдесят два года назад, и заняться куда более насущными проблемами.
В первую очередь им нужно выжить, а это в создавшихся условиях уже нетривиальная задача.
— Твой Друг, он мстительный? — спросил могильщик.
— Да он вообще больной, мать его, — пробурчал Хасл с набитым ртом. — Как я этого раньше не понимал?
— Я спрашиваю, будет ли он мстить за то, что ты заехал ему камнем по роже?
— Конечно. Он меня на куски порежет. Когда отведёт к себе в Башню, конечно. Другим людям он скажет, что простил меня, не смотря на все совершённые мной прегрешения.
Велион вздохнул.
— Думаю, он объявит на нас охоту.
— Конечно, — хмыкнул Хасл. — И я знаю людей, которые с радостью примут в ней участие.
— Оружие у тебя какое-то есть?
— Нет, у меня всё забрали, когда нашли. Мне нужно достать лук, и тогда я смогу убить любого.
— Если этот любой не увидит тебя первым, — сухо возразил могильщик. В голосе парня было слишком много хвастовства, а это нехорошо, лучше недооценить свои силы перед дракой, чем переоценить. — Тогда умрёшь ты. И луком плохо драться в рукопашной, а бросать всегда жалко. Вот. — Он вытащил из рюкзака косарь Хасла. — Умеешь обращаться?
— Дерусь я тоже неплохо, — сказал охотник, но уже менее самоуверенным тоном. — И вообще, нужно убить только Друга и его подручного. Остальные ничего плохого не сделали. И не сделают, когда Урмеру не станет.
— Даже те, кто с радостью ввяжутся в охоту на тебя?
Хасл сморщился и угрюмо поглядел на свои ладони.
— Это уже моё личное дело. Если погибнет Друг, мне никто и слова против сказать не сможет.
— Ладно. — Велион поднялся и закинул за спину рюкзак. — Выходим из тумана как можно ближе к Бергатту — так больше шансов, что мы окажемся в могильнике, не встретившись ни с кем из тех, кого убивать не нужно.
Шемех как обычно прятался. Сильгия уже привыкла к этому. Она и сама не хотела бы показывать своё лицо никому, но стесняться не было никакого смысла — любой, кто увидит её, умрёт.
Из густых клубов тумана, пошатываясь, вышла кошка. Её ободранная шкурка сочилась кровавым гноем, один глаз отсутствовал, а второй вылез из орбиты и болтался на уровне нижней челюсти, но несчастное животное по-прежнему жило. Если это вообще можно считать жизнью.
Сильгия выдавила в горло еду из бурдюка и быстро проглотила, закрыв рот ладонью, чтобы не полилось обратно.
— Мяу, — сказала кошка.
«Я знаю. Я тоже устала. Я просто хочу это закончить».
— Мяу? — спросила кошка, буквально валясь на бок.
«Ещё не знаю. Я видела чужака. Не того, которого убила, а другого. В нём есть сила, но очень странная».
— Мяу.
«Да, и эти жуткие перчатки. Но я почувствовала в них только пустоту».
Кошка задёргалась, изрыгая из пасти куски плоти, но в какой-то момент резко замерла, свесив кроваво-красный язык набок. Сильгия думала, что бедная скотина сдохла, но после долгой паузы кошка прохрипела:
— Мяу.
«Да, кому-то придётся убить его. Я не знаю смогу ли, он так долго обо мне заботился».
— Мяу…
«Мы все умрём. Я жду этого уже так долго. Неужели ты ещё хочешь жить?»
— Мяу.
«Вот и я думаю, что нет. Мы зря пережили тот день».
Сильгия поднялась. Несколько бурых комков всё же выпали из её рта на куртку, и она смахнула их своей несоразмерной восьмипалой правой ладонью. Своих пальцев у неё было только два с половиной — безымянный, мизинец и половина среднего. Когда-то они были тонкими и изящными, а сейчас скорее напоминали иссохшие жёлтые ветки. Остальные пять, толстые и коричневые, так же как и часть кисти принадлежали какому-то мужчине из тех, что иногда приводил Урмеру. Какому точно — слишком тяжело вспомнить.
— Мяу? — просипела кошка.
«Мне нужно достать ещё еды. И я хочу посмотреть на чужака поближе».
— Мяу.
«Да, тот парнишка тоже очень любопытный. Я хочу вырезать ему печень».
По телу кошки прошла предсмертная судорога. Сильгия отвернулась от животного, рассчитывая на то, что разговор окончен. Но тут кто-то схватил её за плечо.
Это Шемех. То, что от него осталось. Ссохшееся тело изгибалось как натянутый лук, по лицу стелились глубокие морщины. Он слабо улыбнулся и отступил, словно красуясь. Одежды на нём не было, и Сильгия увидела шрамы, опускающиеся от пупка к паху.