О многом думал Юрий в дни лечения в полковом медпункте. Вспомнил разговоры с дружками, перебирал в памяти свои стихи. Пришел в конце концов к заключению: главное, что запало из бесед с Колыбельниковым, — была формула: «Третьего не дано, только «за» или «против». Юрий и раньше слышал ее, но не доходила она до сердца, не превращалась в руководящую поступками идею. И вот замполит убедил, научил пользоваться ею, и все начало вставать на свои места. Проверяя на этой формуле свою прошлую жизнь, Юрий думал с запоздалым стыдом: «Какой же я был темный! А еще строил из себя борца за правду! Говорил о высоких материях — справедливость, интересы народа! Рассуждал: «у них», «у нас», — а что я понимал в этом? Нахватался верхушек, а разобраться, что к чему, не мог, не было этого вот критерия — «за» и «против».
Когда Голубева выписывали из медпункта, он сказал Бикетову, с которым подружился:
— Скажи, акушер, какой самый большой вес ты помнишь у новорожденного?
— Около пяти кило. Один мальчонка, даже с зубом народился.
— Ну вот, теперь в свою практику можешь записать новый рекорд: семьдесят пять килограммов и все тридцать два зуба!
— Хорош новорожденный! — поддержал шутку фельдшер.
— Я не шучу, Вилен Тимофеевич! Будь здоров!!
9
Иван Петрович позвонил заместителю командира второго батальона по политической части, узнал, как идет подготовка к вечеру поэзии.
Капитан Зубарев доложил:
— Мы уже готовы. Наметили провести его в ближайшее воскресенье после обеда. Только мне кажется, товарищ майор, надо назвать это мероприятие не просто вечером поэзии, а как–то по–другому, под каким–то девизом — «Слава подвигу», скажем, или «Служу Советскому Союзу». Напишем красивую афишу с этими словами.
Колыбельников хотел было возразить, получится именно мероприятие, а он задумал преподнести солдатам уроки настоящей поэзии, высокого искусства. В таком деле не митинговость нужна, а именно интимность — это же поэзия! Да и время выбрали неудачно — после обеда люди будут дремать на этом «мероприятии».
— Может быть, не устраивать собрание с чтением стихов, — спросил Колыбельников, подчеркнув слово «собрание», — а провести вечер отдыха?
Зубарев, видно, был настроен на яркий, шумный праздник поэзии.
— Как прикажете, — сказал капитан сникшим голосом.
Теперь изменилось настроение у Колыбельникова:
— Вы бросьте эти «чего изволите?». Я вас спрашиваю, как лучше. Советуюсь. А вы мне — «как прикажете».
— Лучше, как мы наметили, — твердо и невесело сказал Зубарев.
— Вот и проводите как лучше. Мне ваше соглашательство не нужно.
Колыбельников предполагал сам проверить все отобранные для чтения стихи, но сейчас это выглядело бы уже как недоверие или даже придирка, поэтому он сказал:
— Проверьте сами, что будут читать на вашем вечере. Подберите стихи теплые, доходчивые.
— Будет сделано, товарищ майор, — отвечал сдержанно Зубарев.
— Я приду к вам обязательно. Может быть, и командир будет. Если изменится время, доложите.
Повесив трубку, Колыбельников думал: «Во всем, буквально в каждом деле сказывается характер человека. Вот Зубарев нахохлился, обиделся на мою попытку подправить, он понял идею вечера поэзии по–своему, а я имел в виду совсем не то. Ну ладно, может быть, у него даже лучше получится. У меня тоже ведь опыта нет в этом деле. Интересно, как решил провести вечер майор Кулешов, он порассудительнее Зубарева».
Кулешов докладывал по телефону не торопясь, обстоятельно, глуховатым, немного тягучим баритоном.
— Проведем в ленкомнате второй роты. Поскольку там проявился большой интерес к стихам, вот у них и посидим. Я думаю, товарищ майор, столы убрать к стенам, а стулья поставить в середину ленкомнаты, и не рядами, а так, группками, вроде бы в холле или как в маленьком зале получится. Такой небольшой уютный зал специально для чтения стихов.
— Очень хорошо, — похвалил Колыбельников, радуясь, что Кулешов понял правильно его замысел.
Майор после одобрения стал докладывать с еще большим подъемом:
— И освещение в этот день хотим сделать не как всегда. Верхние люстры потушим, а к трибуне поставим торшер, я принесу свой из дома, чтоб освещало того, кто читает стихи. А на столах вдоль стен, сбоку от стульев, будут гореть настольные лампы.