«Я бы после этого убежал с глаз долой», — подумал Колыбельников. А Голубев сел на прежнее место и, вскинув голову, посмотрел прямо в глаза замполиту. «Молодец, — думал, глядя на него, Иван Петрович, — я с первого разговора предполагал, есть в тебе и что–то хорошее. И не ошибся. Теперь я убежден — ты будешь хорошим поэтом!»
После закрытия вечера капитан Зубарев виновато сказал Ивану Петровичу:
— Все шло хорошо, только Мерзляков проявил недисциплинированность.
Вечер поэзии, конечно, не получился, было так муторно и нехорошо на душе, что Колыбельников решил сейчас не начинать неприятный и, видимо, долгий разговор. Молча майор пошел к выходу. Зубарев сопровождал его, следуя строго на полшага позади, шел тоже молча, ступая в ногу со старшим, и, видно, сам любовался тонким знанием строевого этикета. Нигде это не записано, однако он вот знает, именно так полагается идти — чуть позади и до тех пор, пока старший не разрешит остаться. «Буду идти хоть до самой квартиры», — мягко ступая, радостно думал Зубарев, выйдя уже во двор и видя, что начальник не спешить его отпустить. А Колыбельников между тем невесело думал о том, что не осуществили его замысел во втором батальоне и от этого страдает дело. «И виноват в этом прежде всего я. Смалодушничал. Пощадил Зубарева. Надо было проверить, что он намечает, а я не стал задевать его самолюбие. Добреньким хотел быть». Колыбельников остановился, посмотрел в счастливые, радостные глаза капитана, пожав плечами, спросил:
— Неужели вы не понимаете, товарищ Зубарев? То, что вы делали сегодня, это не политическая работа, а мероприятие ради галочки.
Зубарев опустил глаза, постарался изобразить виновного. Именно постарался, в душе он ликовал: «Толкуй, толкуй! О том, что тебе не понравится мой вечер, я мог сказать еще после того разговора по телефону. Было все здорово: выходили четко, никто слов не забыл, ни разу не сбился».
Колыбельников понимал: в коротком разговоре на ходу ничего не добьешься, поэтому отпустил незадачливого капитана:
— Идите. Подумайте. Мне бы очень хотелось, чтобы вы сами поняли, в чем недостаток. Обязательно хорошо подумайте. Мы еще поговорим с вами об этом вечере подробно.
Зубарев вернулся ко входу в казарму; его грызла досада: «Ну чего он ко мне придирается? Целыми днями кручусь на работе, и все не так!»
У крыльца встретился капитан Пронякин. Командир роты иронически улыбнулся и сказал, будто масла в огонь подбавил:
— Стишки читаем?
— Колыбельников мудрит. — Зубарев хотел сгоряча высказать все, что он думает о майоре, нелестные слова так и просились на язык, но вовремя сдержался — все же Колыбельников заместитель командира полка, а капитан Пронякин ротный, к тому же подчиненный Зубарева.
Да и не до разговоров было Зубареву, он махнул рукой и вошел в казарму.
Колыбельникова в штабе ждал полковник Прохоров. Как только замполит вернулся из второго батальона, дежурный по штабу тут же сообщил:
— Вас просил зайти командир полка.
В кабинете командира, как всегда, было чисто и прохладно: полковник держал окна настежь — любил свежий воздух, курить у себя не разрешал.
Прохоров как–то особенно внимательно посмотрел на заместителя и спросил:
— Как прошел вечер?
Колыбельников хотел было отругать Зубарева, но подумал: «Природа Зубарева не наделила поэтическим слухом, что поделаешь!» — и, стараясь избавиться от неприятного осадка, с которым шел из второго батальона, весело доложил:
— Все хорошо, Андрей Николаевич, особенно удачно прошло у майора Кулешова.
— Так–так, — неопределенно поддакнул Прохоров и опять посмотрел на Колыбельникова.
— Что–то случилось? — насторожился майор, уловив пристальный взгляд командира.
Прохоров подумал: «Не хочется огорчать тебя, но придется».
— Случилось, Иван Петрович. Бумага вот пришла из штаба. И дела в ней далеко не поэтические — самая что ни на есть будничная проза. На вот, читай. — Полковник подал Колыбельникову несколько страниц, напечатанных на машинке.
На первом листе, сверху, крупными буквами: «Приказ по итогам проверки хода боевой подготовки». Далее говорилось о том, что офицеры штаба округа выезжали во многие части и проверкой установили: в большинстве частей (перечислялись их номера) учеба идет по плану с высокими показателями. Но в некоторых частях обнаружены серьезные недостатки. Далее конкретно было сказано, какие именно и у кого выявлены упущения и промахи. В одном из абзацев Колыбельников увидел номер своего полка и фамилии командира и свою. Тут же было написано: «В Н-ском полку во время учений с боевой стрельбой пятой роты произошло чрезвычайное происшествие — ранен рядовой Голубев, но командование полка не донесло об этом в вышестоящий штаб и, желая скрыть ЧП, пытается выдать его за героический поступок». Далее говорилось о неправильных действиях командования полка, о том, к чему могла привести поздняя госпитализация рядового Голубева, и так далее. А в заключение: «Обратить внимание полковника Прохорова на недопустимость подобного поведения, майору Колыбельникову как главному виновнику попытки скрыть и неправильно истолковать происшествие объявить выговор».