– С визитом вежливости, Виктор Сергеевич, – парировала Женя, – дай, думаю, проведаю одного Лешего. Не до конца он в своем лесу оброс иголками и шишками покрылся? Вижу – кряхтит Леший, но дышит.
– Вот так вот ты про батьку родного! Да некогда, Женёк, мне шишки тут из себя пускать, – Парамон налил себе стакан клюквенного морса и запил им какую-то настойку, пахнущую мятой, зверобоем и еще черт знает чем, – сейчас вон хворь отгоню и снова в бой! Проектов, планов, делов выше крыши! – Парамон рукой выдернул кусок мяса с противеня и запихал его в рот, вытерев руки об полу телогрейки, – мы сейчас один проект обозначили. Инвесторы, чиновники – все на мази. Запустим – папка твой в журнал «Форбс» постучится. Лет через сорок, если доживет, – он рассмеялся, – озера хотим все в порядок в округе привести вместе с прудами, рыбалки всякие, пикники. Сейчас это модно. Эко-туризм с эко-жратвой. Коттеджи там из чисто дерева, вся готовка на костре, вода родниковая, лес, воздух…
– Интересный проект, – кивнула Евгения, – и что, всё так просто решается?
– Да не всё, – Парамон поморщился, – со скрипом. В девяностые все проще было – кому надо заплатил, кого не надо – убрал. Не, ну сейчас я не такой, – Парамон посмотрел на дочь, – всё мирно, конкретно, а потому долго.
– Пап, а в девяностые страшно было? – она посмотрела на отца.
– А ты не помнишь? – Парамон стал серьезным, – Как мать твоя на машине разбилась… или разбили… Как тебя Петрович прятал, забыла? У меня вон плечо до сих пор то к снегу, то к дождю ноет, – Парамон поправил ватник, – лихое время, Женек, было. Возможностей много, глупостей еще больше. Да и мы сами молодые были и не очень умные. Это сейчас понимаешь, что словом много можно что решить, а мы за стволы тогда хватались, ни о чем не думали. На зону, так на зону, в депутатское кресло, так туда. На кладбище… – он развел руками, – сейчас и душегубов поменьше. Жить хоть можно, не оглядываясь, чтобы потом не гадать, кто тебе в спину шмальнул, друг или враг?
– Душегубы – это киллеры? – Евгения посмотрела на отца и отхлебнула клюквенный морс.
– Они самые, – кивнул Парамон, – только знаешь, Жендос, как я думаю? Они, конечно, мрази еще те. За деньги человека жизни лишать – это паскудство. Вообще не по-людски. Только вот еще больший паскуда тот, кто за это платит. Сам не может решить и платит. У нас как было? Либо сам решаешь, либо вообще никуда не вписываешься. А то что это? – Парамон вытащил застрявшую между крепких зубов иголку можжевельника, – Муж жену заказал, партнер по бизнесу партнера. Разве это не грех?
– А убивать, пап, вообще грех, – Евгения сжала кулак.
– Не, не грех, если ты зверье, – не согласился Парамон, – и живешь по-зверинскому, таких же зверей душишь. А если ты человек и за убийство человека деньги платишь – это вдвойне грех. Это, считай, ты того, кого заказал, убиваешь, и того, кому этот заказ дал. И неважно, какие цели были, Женюха-горюха. Главное, что цель – жизни лишить, не самому, а через кого-то. Вот такие гниды и мать твою заказали… А к чему ты вообще эту карусель завела про девяностые?
– Кино смотрела, – ответила Евгения.
– О… Ты кино такое на ночь не смотри. Там всё брехня, – Парамон поднялся из-за стола, – ладно, пойду я баню проверю, парку поддам. Готовься, ручонки разминай, папу веником по спине похлопаешь.
Парамон вместе с ватником исчез, а Женя достала из кармана джинсов телефон:
– Да, Стас, я поговорила с отцом. Он нам точно не поможет. Я была права. Но я честно попробовала. Завтра давай встретимся. Да, в нашем кафе. Всё, отключаюсь, – она вдавила кнопку и выключила телефон.
3 глава - 6
Москва, мотель «Ночной визит», 40-ой км Ярославского шоссе, осень 2017 года.
Валёк вышел из старенького «Москвичонка-каблука» и натянул на голову капюшон пуховика с торчащими в разные стороны из рукавов перьями. Неспеша он потоптался возле машины, рассматривая окна мотеля. Три на втором горят. Задернутые шторы. Может там… А может и нет. Может быть там нет «заказа». Обычная интрижка между женатым мужчиной и замужней женщиной. Слишком до конца завешаны шторы. Но оно и понятно. Они делают что-то предосудительное, называющееся словом «измена». А, ну точно. Шторы на окне раздвинулись, открылась форточка и появился улыбчивый толстячок, положивший животик на подоконник. Он открыл форточку и закурил. Ну всё, изменил. Можно теперь не прятаться. Странная логика – ездить в дешевую гостиницу, чтобы изменять жене на скрипучей кровати с клопами и после этого считать себя настоящим мужиком. А логику женщины вообще трудно понять… Ради сиюминутной «любви» мыться под холодной водой в грязной ванной? Наверное, такая любовь такого и стоит. Так, осталось два окна…