– Ну и пускай работает, где хочет, – рассмеялся Комбайнер, – на хрена Парамону с агентства кого-то нанимать? Ты же это лучше меня, Грацкий, знаешь. А потом Женька как-то с папой, как учиться пошла, не очень стала. Может сейчас по-другому, но когда я еще на воле был…
– Но может это ее парень какой-то? Знакомый? – Грацкий еще раз посмотрел на собеседника.
– Андрей, 38 лет, работает охранником? Ты пошутил? – мужчина рассмеялся, – Не, не Парамона это человек, – он взял вторую фотографию, которую адвокат передал через Алабяна, – и не Женькин это вариант точно…
– Значит с кино у нас ничего не выйдет, сам понимаешь, – Грацкий придвинул к себе фотографии.
– Да понимаю, – Комбайнер совершенно искренне выдохнул, – хотя, подожди, – он накрыл фотографии рукой и притянул к себе, – на фото тут разные люди у тебя, мусор.
– В смысле? – не понял Грацкий.
– В прямом, – Комбайнер постучал пальцем по фото Андрея, – этот квадратный, а этот… нормальный такой. Глазами может и похожи, только они у этого, – он снова постучал по Андрею, – тупые, как у телка, которыми он широко смотрит и ни хера не понимает. А этот… Подожди, – он взял фотографию Жени с Вальком, – походу я его знаю, так что ты с телевизором ничего не отменяй. В начале девяностых это было. Как раз у Парамона жену… Ну сам понимаешь. Плохая история, – Комбайнер вздохнул и поморщился, – мы же тогда со всеми воевать начали. Со всей братвой на ножи встали. У Парамоши крышу сорвало, всех подозревал. И только одни нашу сторону приняли – Злой с боксерами. Слышал про такого?
– Ну вроде как да, – что-то припомнил Грацкий, – это с Северо-Востока ребята?
– Ну да, боксеры, – подтвердил Комбайнер, – Наум, Холод… Здоровый у них такой был бык, Могила. Чемпионы. Хоть не из блатных, но при понятиях ребята. Да и Василич сам не промах был. Они тогда папуасов гасили по самое не балуйся. Так вот этот вот, глазастый, там тоже был. Вроде Вальком звали…
– А это погоняло? Имя или погремуха? Давай, родимый, вспоминай, – обрадовался Грацкий.
– Был у них еще Макс… Одного они Птицей звали… На кипише весь. А у этого вроде имя, Валентин… Он по-моему из них единственный, кто женатый был. У него только сын родился или должен был родиться. Помню мы потележить собирались, а у него в багажнике коляска детская. Вот с ней на стрелку и поехали…
– Ну? И что дальше-то? – Грацкий нервно заерзал на стуле.
– А чего дальше? Потележили, порешали, разбежались… – Комбайнер вытащил еще одну сигарилу из пачки, – теперь твой ход, полковник.
– Слушай, Тимофеев! Да я о тебе, если ты вспомнишь что-нибудь про него, сам кино сниму и передачки раз в месяц таскать буду! Ты еще потом с ним виделся?
– Виделся, – кивнул Комбайнер и затянулся.
– Ну?! Давай! Всё сделаю! – Грацкий встал и нервно заходил по комнате для допросов.
– Побожись, – Комбайнер выпустил облако дыма.
– Перекреститься или честного мусорского хватит? – Грацкий остановился, – Сказал сделаю, значит сделаю.
– Виделись… – Тимофеев вытащил сигарилу изо рта и помял ее, – на похоронах. В девяносто четвертом, кажется.
– Ну и? Не тяни! – Грацкий сжал кулаки, – может его найти сейчас можно где-то?
– На его похоронах, мусор! Его из бригады Злого первого грохнули, Валю этого, горло вскрыли от уха до уха,– Комбайнер вздохнул, – а найти? Найдешь. Поезжай на Хованское, там на северном участке все они и лежат вместе с Василичем. И про телевизор не забудь.
5 глава - 11
– Ну чего там? – Алабян встретил вопросом Грацкого, который, не замечая лужи, подошел к нему, – неужели что-то есть?
– Есть, – Грацкий подтянул брюки и посмотрел на промокшие носки, – конечно, это не то, что нам хотелось… Но, в общем, смотри, такая история. Запоминай. Короче, глазастого нашего зовут Валентин. Боксер из бригады Злого, был такой гражданин. Ребята все несудимые. Этот Валентин был женат, у него есть сын. В девяносто третьем году его убили, причем довольно характерно – перерезали горло. И похоронен он на Хованском кладбище в секторе братвы.