Парамон вышел из огромного черного джипа один, без охраны. По идее Марат должен был успокоиться, но напрягся еще больше и, суетливо зашуршав по песку ногами, поспешил к огромной фигуре, прислонившейся к боку джипа.
– Добрый день, уважаемый Парамон, мы с тобой незнакомы, но, наверное, про друг друга слышали, – Марат снизу вверх посмотрел на Ивантеевского авторитета.
– Вопрос что слышали, – вместо приветствия ответил Парамон, – ты хотел поговорить. Разговаривай, – он посмотрел на часы.
Марат полчаса излагал свою версию событий, в которой он, как приличный бизнесмен, сделал его дочери предложение о продаже, тщательно избегая любых упоминаний о Георгии и своем «наезде». В окончании монолога он повздыхал о том, что на Евгению напали и принес свои извинения Парамону, если сообщил ему эту новость в неподходящий момент, выразив при этом уверенность в том, что с Евгенией все нормально, и он, как честный и порядочный человек, готов оказать содействие в поисках преступников, сделавших это, так как кое-какие связи в полиции у него имеются, а так же помочь найти саму Евгению, которая сейчас напугана, и он ее понимает, потому, что у него тоже есть дочь Альбина, и он тоже отец… Так же Марат сообщил Парамону, что будет рад поговорить с Евгенией в присутствии уважаемого Парамона, как только Евгения найдется.
Парамон слушал молча и изучал серое небо над Люберецким карьером, зачем-то вспоминая, как он начал и закончил здесь тридцать лет назад свою первую стрелку. Кажется, пятерых Раменских закопали вон в тех кустах на пригорке, только тогда этих деревьев там не было. Или были? Просто они были маленькими кустами…
– Всё сказал? – Парамон отвлекся от воспоминаний и посмотрел на замолчавшего Марата, – Это ты хорошо сказал, что с Женей надо поговорить. Вот и поговори, – он рывком дернул дверь джипа и, выдернув оттуда АКС(у) одной рукой приставил его прямо ко лбу Марата, а потом повернул голову к машине, – Жень, выйди, дядя Марат с тобой поговорить хочет.
– Слушай, Парамон, – Марат почувствовал, как затряслись коленки, – я не хотел всего говорить, но там муж моей дочери…
– Так Женя мне уже все рассказала, – Парамон вздохнул и вдавил дульный компенсатор автомата в лоб Марату посильнее, – дурак ты, Марат, и дочь твоя дура. Что же она с козлом этим жила, а ты ему, этому козлу, деньги давал? Эй, вы, басмачи, – он кивнул на трех охранников Марата, – пушки побросали и вместе со своим начальником на колени.
Три здоровяка, не говоря ни слова, повыдергивали из карманов пистолеты и побросали на после, после чего подошли к своему боссу и, подняв руки, плюхнулись коленями в песок. Марат посмотрел на них и тоже начал поднимать вверх конечности.
– А ты руки опусти, – остановил его Парамон, – знаешь, Марат, что я обо всем этом думаю? – он накинул ремень автомата на плечо и, не отводя оружие от мужчины, продолжил, – Ты вот поговорить хотел. Но говорить надо, когда есть, о чем. А в твоем случае надо было не с рекламы начать, какой ты хороший, а о том, что ты на мою дочь наехал и в бизнес чужой полез. «Попутал я, уважаемый Парамон, бизнес и личное и решил твоей дочери отомстить. Потому что моя непутевая», – так должен был сказать… Что твоя дочь ничего не может…
– Но Евгения с Георгием… – промямлил Марат, поглядывая в сторону кустов, на которые смотрел он сам, а потом Парамон.
– Ну да. Но не она же твоей дочери изменяла, а зятек твой. Вот и отстрелил бы ему яйца, – перебил его Парамон, – настоящий мужик и отец так бы сделал. Или это что, мужская солидарность? Во всем бабы виноваты? Ну тогда пристрели себя, что ты ее так воспитал, что от нее мужик бегает. Она у тебя, видать, еще та штучка: «Папа, дай». Моя вон у меня ничего не просит, всё сама. И делает сама, и ошибается. И жаловаться ко мне не бегает: «Папа, реши». А может и прав ты, что все из-за баб. Дочери наши тоже бабы. Только одни в ошибках раскаиваются, а другие нет. Забирай Женькин бизнес себе, – Парамон посмотрел на Марата, – и отдавай своей дочери. Я не против. Только если она его вести сама не сможет, я лично приду и его обратно заберу.
– А при чем здесь Альбина? – занервничал Марат.
– Во, с этого и надо было начинать. Ты двух рыбок съесть хочешь, друг мой сердешный, – Парамон щелкнул затвором, – и зятя своего наказать, и бизнес у моей Женьки забрать. А тут либо личное, либо бизнес. Два в одном не бывает. Это тебе не «Хэд энд Шолдерс», – он посмотрел на вспотевшую лысину Марата.