«Вот это выдержка, – мелькнуло в голове у Грацкого, – он удивился, когда я назвал его по имени, но его не трогают ни жена, ни сын». Он продолжил:
– … и вот начал он убивать нехороших людей. Много очень убил. Мстил. Конечно, может и деньги брал, но кто его осудит? Жить-то на что-то надо, особенно, когда ты из мертвых вернулся, – Грацкий посмотрел на Валька и словно прочитал в его глазах: «Интересная история, только зачем ты мне ее рассказываешь?»
Грацкий почувствовал, как все внутри него закипает. Он перегнулся через стол и уставился на Валька:
– Слушай ты! Я знаю, кто ты такой! Ты убийца! Но ты не убиваешь людей просто так! Ты действуешь по заказу! Того за гаражами убил не ты!
«Я», – Валек кивнул и ткнул пальцем себя в грудь, а Грацкий прочитал в его глазах: «Так получилось. Такое бывает. Иногда люди убивают друг друга».
– Слушай, Валентин, но это же не твой профиль, не твой стиль, – Грацкий вспомнил слова длинного эксперта о том, что пуля из «Глока» вошла Равенскому прямо в сердце, – ты стреляешь в голову! Ты профи, ты не ошибаешься! Зачем ты кого-то покрываешь? У тебя и своих грехов предостаточно!
«А ты и доказать это сможешь? – прочитал Грацкий вопрос в глазах Валька, – Тогда вперед. Доказывай. Только если ты со мной говоришь, у тебя на меня ничего нет, и все будет, как я скажу. Ты хочешь меня посадить?»
Грацкий отодвинулся и помотал головой. Этот диалог в мозгах… Как у этого убийцы это получается? Да ладно, черт с ним:
– Да, хочу, – посмотрел на него Грацкий, – я хочу тебя посадить!
Валек придвинул к себе листок бумаги с карандашом и, звякнув наручниками, что-то нацарапал на нем и придвинул к Грацкому.
– Сорок, – прочитал вслух тот, – что сорок?
«Сорок трупов, – прозвучал в мозгах Грацкого ответ Валька, который с невозмутимым видом разглядывал сидящего напротив него полицейского, – Сорок трупов. Ты можешь их получить, мент. Где, когда, кого, но у меня есть условие…»
Грацкий стряхнул со лба капли пота, выступившие от напряжения.
Валек взял листок бумаги и написал: «Девушка, которая была со мной никого не убивала».
– То есть сорок трупов в обмен на одного? – Грацкий посмотрел на Валька, и тот кивнул, – А… Я, кажется понял, – Грацкий снова сел на стул, – ты влюбился, Валентин. Поэтому тебя не трогают ни жена, ни сын… Но сорок трупов? Ты ее никогда не увидишь больше! Это слишком много!
«Бывает, – словно ответили Грацкому глаза Валька, – так что, ты согласен?»
– Черт с тобой. Пиши. Я не трону Парамонову, – Грацкий придвинул к Вальку бумаги, – подробно, где, кого, когда. Я так понимаю, заказчиков ты не сдашь, – Валек покачал головой, – и показания всегда сможешь поменять. Скажешь, что на тебя надавили…
Валек утвердительно кивнул.
– То есть у меня нет никаких гарантий? – Валек пожал плечами и улыбнулся. – Но, – Грацкий на секунду задумался, – на волю ты не выйдешь даже с адвокатом.
Валек снова утвердительно кивнул.
– Ну что ж, по крайней мере, – Грацкий посмотрел на лампу синего цвета под потолком, – ты и убивать больше никого не сможешь. Хреновая сделка, но ладно, я согласен. Пиши. Только знаешь, я тебе тоже гарантий никаких не дам.
«Ты уже согласился, – словно ответил в его голове Валек, – это гарантия».
– Слушай, ты, молчун, – Грацкий потер висок, – молчишь – черт с тобой. Понимаю. Но я не могу понять одного. Твоя вот эта вся любовь, она стоит этого? Как бы ты не крутился, не изворачивался, один труп на тебе все равно будет. И тебя можно будет держать за решеткой до бесконечности. Стоит ли этого твоя любовь, которая тебя может даже и ждать не будет, а будет, так не дождется? Странный ты человек. Я много повидал, но таких убийц не видел, – Грацкий вздохнул, – Стоило это того, чтобы все закончилось вот так, Валентин?
– Смерть… стоит того, чтобы жить… А любовь… стоит того, чтобы ждать… – услышал Грацкий ответом на свой вопрос знакомые слова, и это были слова, произнесенные вслух в камере для допросов.