Либби помолчала некоторое время, обдумывая его слова.
— Мне очень жаль, — тихо вымолвила она, — что с тобой это произошло. Всё это, — она тяжело вздохнула. — Мои родители были хорошими людьми. Мама уважала мои границы и считалась с моим мнением, она учила меня любить себя и прислушиваться к собственному сердцу. Поэтому мне тяжело представить то, что пережил ты. Может у меня нет права говорить это, но твой отец вёл себя неправильно. Мы не выбираем, кем рождаться. Воспитание и среда, безусловно, важны, но при этом мы всё равно остаемся «пленниками» своих генов. Он должен был научить тебя жить с твоей природой, а не подавлять её.
Сет так посмотрел на неё, что у Либби защемило сердце. Его искрящийся взгляд боготворил её.
Он не надеялся встретить кого-то, кто его поймет.
— Как в итоге ты научился контролировать трансформацию? — нарушила Либби этот неловкий момент. — Если раньше она была связана со вспышками гнева. Неужели ты перестал злиться?
— Нет, конечно же не перестал. Просто я стараюсь минимально контактировать с людьми. Но тут еще сыграло роль принятие «своей природы», как ты выразилась. Не обошлось без посторонней помощи. В начале своего изгнания я повстречал индейцев-оджибве. Некоторые из которых до сих пор исповедуют шаманизм и мидевивин — искусство медицины. Они научили меня контролировать себя, отделять эмоции от трансформации. У них вообще всё по-другому: ликантропы живут вместе с людьми открыто и в полной гармонии. Все члены общины знают друг о друге, и никто никого не боится. Я прожил год в их резервации. И всё, что я знаю о том, как ориентироваться в лесу и выслеживать кого-то по следу, а не только по запаху, я знаю благодаря им.
— Да, индейцы вообще толерантны во многих вопросах. Ну по крайней мере раньше были. — она умолкла на миг задумавшись. — В местной резервации тоже есть оборотни?
Сет многозначительно кивнул.
— Они знают о тебе?
— Встречались пару раз, — лаконично ответил мужчина.
«Ну, Мейера», — подумала про себя девушка. — «Вот старая конспираторша, знает ведь наверняка, что Сет оборотень, когда у неё под боком такие же живут, а сама уверяла, что это все легенды — поучительные отголоски прошлых лет».
— Сколько лет ты уже в бегах?
— Почти десять.
«Ого».
— Думаешь тебя до сих пор ищут?
— Власти — не знаю. Возможно, общине удалось замять это дело. Но вот семья вряд ли остановит поиски, пока не убедится, что я мёртв. Этот закон для всех, неважно откуда ты родом и насколько чиста твоя кровь. Если кто-то пойдет против него, эта семья тоже уничтожается.
Внутри у Либби все похолодело от его слов. Но каким бы огромным не был ужас, злость и возмущение все же затмевали его.
Какие изуверские и несправедливые законы в их «общине»! Какое-то страшное подобие жестокого средневековья, только в наши дни. Из-за одного наказывать всех. Да еще как наказывать — смертью, а если у провинившегося не было выбора? Если он, как и Сет, защищался? Да и семья Сета, как она поняла из его истории, не участвовала в его жизни. Какое тогда право они имеют осуждать его на смерть? Или же его собственная мать должна выступить палачом?
Сердце Либби тяжело стукнуло и упало на дно желудка от этой ужасной мысли.
«Нет», — она вздрогнула и затряслась, что не укрылось от мужчины. — «Я отказываюсь верить, что какая-либо мать готова убить родного ребёнка, даже под страхом собственной смерти. Это противоестественно! Это ужасно. И, не дай Бог, это происходит в их общине, тогда они точно монстры. И не потому, что могут превращаться по желанию в волков».
— Всё в порядке? — обеспокоенно спросил Сет, внимательно вглядываясь в её побледневшее лицо.
— Это ужасно, Сет, — прошептала она. — Эти ваши законы… Ты не заслужил такой участи. Никто не заслужил.
На несколько минут наступило безмолвие. Все звуки исчезли с её последними словами. Словно природа затаила дыхание, слушая их беседу, в ожидании продолжения.
— Я убил этих людей, Либби, — произнес мужчина замогильным голосом, отчего мурашки на её коже забегали с новой силой. — Я зверски расправился с ними, а не просто припугнул или покалечил. Ты не думала с этой стороны?