Я искренне желаю ей счастья. Пусть и не со мной. Переживу. Смирюсь. Забуду… Нет, забыть я не смогу. Но я больше не потревожу её. Никогда больше не причиню ей боль. Не напомню о своём существовании. Женя свободна.
Свободна от меня.
Она так решила, она этого хочет. Её желание я выполню. Женя никогда меня больше не увидит. Я никогда её больше не увижу.
Вынимаю из портмоне её фотографию, на которую пялился все две недели, бросаю на постель. Быстро одеваюсь и покидаю номер.
Звук закрывшейся двери отдаётся в голове, перекраиваясь в ясную мысль: «Я ухожу из Жениной жизни навсегда».
Коридор дыбится серыми полосами огнями, стены качаются перед глазами, но я иду. Шатаясь, словно пьяный, переставляю ватные ноги, увеличивая расстояние между нами. Шаг – скрежет прорывает грудную клетку, второй – зудящая боль вспарывает виски, третий – собственное тело отказывается подчиняться. Хочется развернуться, ворваться в номер, упасть на колени и молить о прощении. Высказать всё, что на душе, кричать о том, что чувствую к ней, но я заставляю себя продолжить путь, нажать на кнопку и зайти в душную кабину.
Лифт несётся вниз, туда, где валяется сердце – выброшенное, ненужное, чужое – уже не моё.
Так происходит, когда любишь? Видимо, да, потому что другого я не заслужил. Женя всё сделала правильно. Подарила мне прощальный секс, сдалась под натиском, понимая, что иначе не сможет от меня избавиться, и выставила за дверь. Даже слушать ничего не стала. Да и зачем? Я бы сам себя не простил. Я влюбился в эту женщину с первого взгляда, но, видит Бог, я сам сделал всё, чтобы она меня возненавидела.
Счастливой она сможет стать лишь без меня. Значит, я уйду. Уйду и больше никогда её не потревожу. Не напомню о себе, не стану преследовать. Надеюсь, когда-нибудь она меня простит.
Выхожу на улицу, поднимаю голову и смотрю на ясное голубое небо, так похожее на её глаза. Понимание, что я действительно видел Женю последний раз, вырывает из горла хрип. Оборачиваюсь и шепчу одними губами:
– Будь счастлива. Ты заслуживаешь этого.
47. Роман
Ровно два месяца прошло с того дня, как я вернулся из Сочи. Самые долгие месяцы в моей жизни. Самые паршивые. Ни одной свободной минуты: встречи, сделки, переговоры, командировки. Но не было и секунды, чтобы на задворках сознания не проскальзывал её образ: улыбка, белокурые волосы, смех, искрящиеся голубыми топазами глаза. Но рядом сквозил и другой: слёзы, боль и слова о том, как она меня ненавидит и не хочет видеть.
И она не видела. Я даже на свадьбе Кирилла и Юли не появился, ведь Женя занималась её организацией. Всё прошло хорошо. Молодожёны сейчас греют косточки за границей, потихоньку готовятся стать родителями. Кирилл изменился – не то слово. Агентство процветает, Юля светится счастьем. Он смог сделать свою женщину счастливой, а я свою…
То, что я делал… Разве можно такое простить? Конечно нет. Вот и она не простила. И правильно. Второго шанса я не заслужил.
Она не сделала мне ничего плохого, а я вёл себя с ней как скотина. Увидел цель и пёр к ней напролом. Только так и умею. Никогда по-другому не было. С детства приходилось всё локтями, зубами и когтями вырывать. Дворовые мальчишки постоянно избивали до крови. Когда стал постарше, даже в больницу загремел. Тогда и понял, что нужно бить первым, внушать страх, иметь рычаги давления – и тогда никто не причинит вреда, никто не доберётся до сути. Начал качаться. Через какое-то время они меня больше не трогали.
Много лет я жил по принципу «лучшая защита – это нападение». Прокачал не только тело, но и ум и начал брать то, что хотел. И в бизнесе, и в жизни. Я видел цель – вырваться из нищеты, стать хозяином положения, никому больше не позволять себя бить или унижать – и шёл к ней. Временами идти приходилось по головам. Плевать мне было, что кому-то от этого плохо. Сам я запретил себе что-то чувствовать. Пока не появилась она.
Не смог добиться её расположения по-хорошему, потому что не хотел. Куда проще было давить, принуждать, держать на коротком поводке. Это то, к чему я привык.
Но Женя ведь не была моим конкурентом по бизнесу или одним из тех амбалов, что регулярно мутузили меня в детстве и юношестве. Она была женщиной, которую я полюбил.
И всё ещё люблю.
Ломало всё это время так, что думал – сдохнуть проще. До сих пор ломает, но боль из острой, простреливающей, ослепляющей потихоньку перерастает в хроническую, притуплённую. Саднит, ноет и нарывает, но больше не мешает дышать и разговаривать. Я к ней привык. Даже рад, что она остаётся со мной как напоминание о том, какое я на самом деле чудовище. Урок я усвоил, но грехи ещё не искупил и вряд ли когда-нибудь смогу.