«Сегодня мне исполнилось восемнадцать лет. И я узнала то, что лучше никогда бы не знала. Мать изменяет отцу, а мой брат подворовывает у него деньги. Но это еще не все... Мать сказала, что я обязана и должна отработать то, что они с отцом на меня потратили за эти годы. И кажется, у нее есть план, который мне совершенно не нравится. И очень пугает. Мне страшно…».
98. Дневник
Закрыла рукопись и тяжело задышала.
Мне страшно… — эти слова откликнулись болью в моем сердце. Мне стало не по себе. А вдруг я узнаю то, за что никогда не смогу простить это тело?!
Подошла к зеркалу. Посмотрела в него. На меня смотрела взволнованная молодая двадцатиоднолетняя девушка, с грустным взглядом.
— Я сильная! Я должна знать! Вдруг есть что-то, что можно исправить? Или предотвратить?
Вернулась к кровати. Искоса посмотрела на лежащий на ней дневник и осторожно перевернула страницу.
«Сегодня матушка вызвала меня и сообщила. Что час настал. Намедни к нашему соседу приехал друг. Сэр Эдвард Гринтор. Очень богатый и обеспеченный человек. Недавно он овдовел. Детей нет. Лакомый для многих кусочек. Поэтому моя задача — расположить богача к себе и заставить жениться.
В принципе, мне осталось три года до моего первого выхода в свет и официального получения грамот от потенциальных женихов на вступление в брак. Но я знаю, что днем взросления для людей (не драконов) считается восемнадцать, из-за нашего короткого века. И если жених — не дракон, то уже с этого дня я могу принимать предложения заключить союз двух сердец.
Поэтому несмотря на тяжесть подобных мыслей, с матушкой согласилась. Почему бы и нет. Если у мужчины добрый характер, он в состоянии обеспечить меня и наших детей, подумаешь годом раньше или позже. Особенно учитывая, что у меня есть две старших сестры, это реально шанс не засидеться в девках, и не идти потом абы с кем под венец. Тем более что на примете у меня никого не было.
Поэтому я согласилась.
Матушка сообщила, что припугнула служанку соседа и та рассказала, мол сегодня в полдень сэр Гринтор собирается на охоту, будет проезжать по дороге как раз мимо нас. Поэтому мне надо принарядиться для этой встречи.
Когда я стала говорить, что будет трудно привлечь внимание, она заявила, что берет все на себя. Главное, чтобы это выглядело как случайность. Мужчины такое любят.
И разложила передо мной наряд. Такой, что мои щеки мгновенно покрылись румянцем.
— Матушка, вы уверены, что это платье? Больше похоже на… на… ночную сорочку для дамы из дома утех. Простите, но я его не надену. Оно обтягивает, словно вторая кожа и под ним виден каждый изгиб.
Ох, зря я это сказала!
Матушка взвизгнула разъяренной фурией, схватила меня за длинную косу и со всей силы дернула на себя. А потом злобно и тихо прошептала на ухо:
— Неблагодарная девка! Я с твоим отцом столько в тебя вложили! Кормили, одевали, нанимали наставниц. А ты?! Не можешь потерпеть платье всего на один вечер? Ты хоть знаешь сколько я за него отдала? Не будешь слушаться, вышвырну из своего дома! Ты уже взрослая дочь. Будешь сама зарабатывать на еду и крышу над головой. А учитывая, что ты бездарна и не блещешь талантом, уверена, будешь носить эти платья каждый день и каждую ночь, раздвигая свои пока ещё молодые ножки перед богатенькими стариками. А там, знаешь ли, церемониться с тобой не будут! Я слышала, в день они обслуживают до десяти мужиков. Ты этого хочешь?! Такой жизни?!
Не в силах сдержать обиду, я зарыдала.
— Маменька, прошу, не говорите таких страшных слов! Я… я… никогда… не стану такой дамой….
— Ну, это мы ещё посмотрим! — злобно прошипела мама. А затем схватила меня за плечо, дернула со всей силы домашнее платье. Так, что оно треснуло и разошлось.
Я стыдливо прикрыла оголенную грудь руками. Матушка рассмеялась.
— Не хочешь надевать мой наряд, что для твоего благополучия я купила, не надевай. Пойдешь в том, что есть.
— Но…
Матушка дернула ткань на себя, до конца разрывая платье, а вместе с ним и сорочку.
— Пойдешь так! Голой! Только боюсь сэр Эдвард Гринтор не захочет на тебе жениться, максимум купит на одну ночь. И я соглашусь. Хоть какая-то будет от тебя польза.
В этот момент, признаюсь, я сильно сглупила. Вспомнила обидные слова, что порой говорила за эти годы мне мать, и, стиснув зубы, я прошептала:
— Я расскажу отцу.
Звук хлесткой пощечины разрезал воздух. Щеку обожгло так, что я не сдержалась, из глаз хлынули слезы.
— За что? Матушка, чем я перед вами так провинилась? Почему все эти годы вы словно ненавидите меня, вымещая злость? Что я сделала не так? — с отчаянием в голосе спросила я, надеясь, что наконец-то услышу ответ на терзавший меня вопрос. — Почему даже нянюшка ко мне относится добрее и роднее, чем моя собственная мать?