Соседка схватила меня и потащила наверх. Я стал бороться и бить её ногами, но безрезультатно.
Чувство беспомощности накатилось на меня.
Дверь за нами закрылась. Женщина понесла меня в комнату – обстановка в квартире была настолько чуждой, что вызывала непреодолимый интерес.
Я забыл свой страх. Соседка хотела мне добра – и это чувствовалось в её взгляде.
Кто-то стал настойчиво стучать в двери.
– Не открою! – криком ответила соседка.
Она кинулась в другую комнату и вскоре вернулась с телефоном, зелёнкой и бинтами.
Обычно я начинал плакать при виде чего-то, что щиплет. Но сейчас, в состоянии шока, мой мозг не выцепил этот объект как опасный.
Мне больше хотелось (очень хотелось), чтобы папа не вбежал сюда, выломав дверь.
Я его боялся.
Дверь стонала громкими ударами, щеколдами стуча о железо, но не сдавалась.
Глава 2
Прошло восемь лет после того, как меня определили в детский приют. Мне сейчас двенадцать.
Я плохо помнил события того дня, когда в последний раз находился в доме со своими родителями. Кусочными изображениям висели в моей голове держались: серый подъезд, летящие ступеньки и окровавленный палец.
Жизнь в приюте была тем кошмаром в подъезде, который растянулся во времени. Навечно.
Будучи маленьким ребёнком, я каждый день надеялся, что мои родители вернутся и заберут меня. И больше моей ноги здесь не будет.
Но серые, с оббитой краской стены, вдоль которых стояли ряды жёстких однотипных кроватей, держали меня взаперти от того мира – мира свободных людей.
От мира, где есть родные тебе люди. Где родители…
А что они вообще делают?
Я знаю лишь из рассказов других детей, что они вроде любят тебя, но могут побить… а почти каждый второй родитель пил, и пил много…
У нас редко старшеклассники где-то могут надыбать самогон, и однажды я смог его попробовать.
Неужели можно пить такого много?
А ещё мне хотелось верить, что мои родители – не такие. И что мои хорошие. Без вредных привычек.
И мне не хотелось верить директору приюта, которая убеждала меня, что их лишили родительских прав после избиения ребёнка.
Не хотелось верить, что поступил сюда с переломом руки.
Однако я помню лишь подъезд. И кровь на пальце. Неужели это как-то связано?
Но почему тогда не было родителей там? Может, это не они меня избили? Или я их не видел?
Ответов, к сожалению, не было ни у кого. И это мучало меня с каждым днём, последние годы лишь глухой болью где-то вдалеке, которую я отчаянно хотел спрятать.
– Кир, чего грустишь?
Алина подошла ко мне и села рядом.
Я молчал, как и каждый раз в такой ситуации.
– Родители?
Я снова не ответил.
У неё была история проще. Она получилась нежеланным ребёнком-двойняшкой.
И, по воле судьбы, одной девочке повезло, а второй Алине – нет.
– Ты знаешь…
– Да, знаю, – перебил я её. – И хочу знать больше.
– Что тебе это даст?
– Полное представление о себе. Так я как будто… без прошлого, без кусочка паззла.
– Мы тут все – несобранные картинки. И всё, что можем сделать – лишь привыкнуть к тому, какие есть.
Мне давно хотелось спросить, за что она со мной общается. Одна из всех.
И я спросил.
– Ты не такой. Ты выглядишь совсем другим.
Мы погрузли в молчание.
Наверное, стоит немного рассказать про правила нашего приюта.
Власть над нами принадлежит двум силам – воспитателям и старшеклассникам. Первые отрабатывают посменно и могут направить тебя в психушку – зачастую, просто так.
Вторые орудуют силой. И ночью устанавливают свои правила. А ещё выполняют указы воспитателей – если кто-то не слушается, на них можно натравить старшеклассников.
А те – с помощью силы объясняют правила.
Еда часто безвкусная, с песком на зубах, а летом – прокисшая (только когда комиссия приезжает, нам везёт попадать на «обжираловку», как говорят старшие).
В жаркую пору многих накрывает дизентерией – и их направляют в психушку.
Мне повезло ни разу туда не попасть. Пока что. Но я слышал много раз от Алины, что ощущает там нормальный человек.
Когда тебе могут вколоть препарат, что предназначен для больных шизофренией. И тебя крутит, сводит мышцы – если не связать, то готов самому себе свернуть голову или ещё чего хуже.
Глава 3
Сегодня нам повезло попасть на два урока физкультуры, поскольку учитель письма заболел.
Мы могли резвиться и вымесить друг на друге всю дурь, которая накопилась внутри.
Часто, когда есть мяч, мы играем в футбол. Чётких правил нет – только какие-то общие, размытые, а спорные моменты решались у нас силой.
Но сегодня мяча не было. И мы устроили драку – стенку на стенку, 20 на 20.