Поэтому, когда спустя несколько часов, вернулась Ирджини с бутербродами и воровато озираясь, повела меня в свою комнату первое, что я спросила, было:
— Когда у Мариссиль будет отбор?
— Ты и это знаешь? Мать перенесла его на завтра и Мари теперь рыдает в своей комнате.
— Ты можешь ее позвать? У меня, кажется, есть план, как помочь ей и вернуть меня.
Глава 39. Отбор
Десять раз мы обсудили с девчонками все, что должно было произойти. Просчитали всё: роли, места, где кто будет стоять, действия, кто и что скажет-сделает. Казалось, не упустили ни одной мелочи, но предусмотреть все просто невозможно. В чем мы и убедились.
Придуманный план начала трещать по швам с самого начала — ночью попасть в ритуальный зал нам не удалось. После ритуала, на котором Мариссиль с зором вытащила меня, на зал наложили новые печати, которые Ирджини снять не могла. В итоге мы несколько долгих часов до рассвета просидели в подземелье, замерзшие и голодные.
Попасть же внутрь мы смогли только тогда, когда стали шнырять служанки, подготавливая все необходимое для обряда. Переодевшись в заготовленную одежду, я вошла под видом прислуги, в то время как Ирджини пробралась за моей спиной. Благо зал девушек пугает и, судя по крови, что нам пришлось отмывать с пола, совсем небезосновательно.
Позже я тихонько отступила и присоединилась к Ирджини в одной из ниш за статуей богини, что мы выискали еще ночью на старых планах зала.
В зал вошли три зеи — их я узнала сразу по белым одеяниям и драгоценностям. И мы понимаем, что не успеваем. Зеи наносят на стену ритуальную печать — она открывает окно в срединный мир, достаточное чтобы притащить семь мужчин, из которых только один наиболее подходящий по крови для Мариссиль останется в человеческом виде, остальные уже к утру станут зорами.
По нашему плану нам с Ирджини нужно заменить три символа: первый позволит вызвать к Мариссиль избранного — именно этот символ меняли девочки, когда вызвали меня; второй — не дает менять сущность мужчин на зоргов, третий, самый важный, меняет одностроннюю связь на двухстороннюю, давая возможность не только войти в этот мир, но и выйти, вернуться обратно.
Стоит зеям покинуть зал, как Ирджини несется вниз и быстро стирает первый символ, заменяя его другим. Я в это время перерисовываю третий. Справляюсь быстрее девочки, и уже вырисовываю второй, когда Ирджини показывает знаками, что пора прятаться. Спешно дорисовываю символ. На заключительной черточке девочка дергает за руку, и она выходит смазанной. Поправлять времени нет. Мы прячемся, когда уже открывается дверь, чудом избегая разоблачения. А может, это нам помог, замешкавшийся в дверях зор?
Стараюсь не думать. Предположение, что зоры не утратили разум, кажется ужасно кощунственным, намного более жестоким, чем все остальное. Потому что зоры теряют не только внешность, но и волю — они послушные куклы своих хозяек. Рабы вынужденные убивать себе подобных, захватывать их и превращать в новых зоров.
В зал входят шесть зей. Стают по углам шестиугольной печати. В центре печати из пола поднимается алтарный камень — гладкий, круглый, пронзительно черный. С потолка опускается белый шестиугольный кристалл, замирает в нескольких метрах от алтаря. Если обряд пойдет не так неугодная богине девушка и мужчина тут же окажутся принесенными в жертву.
Зоры занимают места возле стены, готовые вступить в бой и отправиться на поиски новых жертв. Входит еще три женщины, встают немного позади алтаря, прячась у дальней стены зала и загораживая нам обзор.
— Наблюдательницы, — шепчет Ирджини.
Мариссиль в красном длинном платье появляется в сопровождении матери. Повинуясь знаку, ложиться на алтарь. Мать разводит ее руки и ноги, приковывая их кандалами, на глаза ей ложиться повязка. Вздрагиваю, потому что в единственном описании ритуала упоминания кандалов и повязки не было. Теперь Мариссиль напоминает застывшую звезду, беззащитную и уязвимую.