С трудом заставляю себя подняться с постели, откидываю с лица спутанные кудри. Уснула вчера, не раздеваясь. Остаток ночи захлёбывалась слезами, изнывая от жалости к себе, такой дуре, посыпая пеплом от сгоревших надежд раны глубоко внутри. Подушка мокрая до сих пор. Но я решила — выплачусь только один раз, но от души. А потом будет новый день. Потом я переверну страницу — и буду жить дальше.
В конце концов, мало что ли нас таких, дурочек, которым первая любовь подарила крылья, поманила куда-то высоко-высоко… а потом хряснула со всей мочи о камни?
У всех зажило. И у меня заживёт.
Вставать… и правда было больно.
Я скинула платье непослушными пальцами, кое-как избавилась от нижней юбки, сорочки… в одних панталонах подошла к высокому, в пол, зеркалу в углу комнаты.
Придирчиво изучила себя…
Да уж.
Ни дать, ни взять, банный день падшей женщины.
Следы от зубов на шее.
Синяк на бедре.
Следы от пальцев на груди. Маленькие круглые пятнышки наливаются желтизной, где впивался. Повертелась… на ягодице тоже, длинные, косые. Там хватал от души, не жалея.
И это не стереть пока. Так же, как и воспоминания вспышками, перед жгучей, мерцающей темнотой внутреннего взора. Стоит моргнуть, стоит прикрыть на мгновение веки — и они снова со мной.
Он снова со мной.
Шёпот, дыхание, шорохи, звуки.
Жмурюсь снова, жмурюсь сильно — до бликов перед глазами. Наваждение пропадает.
Ничего. Эти отметины когда-нибудь исчезнут тоже. С моего тела свести его следы будет проще всего. Из сердца… получится ли когда-нибудь? Не знаю. Но я буду пытаться.
Господи, какая же я бледная… как смерть. А ну-ка, вспомни о том, кто ты такая, Мэган Роверт! Принцесса, колдунья, наследница одного из самых древних родов Королевства. Матерь Тишины.
Заставляю себя вздёрнуть подбородок, заставляю глаза блеснуть сталью — серой холодной сталью Ровертов, многовековых повелителей Полуночного крыла. Решаю пробовать ещё и улыбаться, но улыбка напоминает оскал, и эту попытку оставляю до лучших времён.
Ничего. Ничего. Я сильная. Я справлюсь. Я не буду о нём больше думать. Вырву из книги своей жизни эти страницы, сожгу, развею пепел.
Кутаюсь в халат, прошу служанок ванну.
И долго, долго, долго — до скрипа, до скрежета зубов, до звёздочек перед плотно зажмуренными веками стираю с себя его прикосновения.
«Мэг… Не уходи!.. Не смей!..»
Губкой тру плечи до боли. Слёзы закипаю снова, горькие, жалкие, стыдные.
Зачем ты так со мной? Почему? Что я тебе сделала?
Я хотела быть твоим светом.
Я хотела, чтоб ты был моей силой.
Я хотела доверять.
Я хотела любить.
Я хотела принести тебе свою бесконечную, бесконечную нежность.
Ты хотел от меня только одного.
Выбрасываю проклятую губку, закрываю обеими ладонями лицо, давлю крик.
Сижу в воде, пока она не выстуживается полностью, пока не становится почти ледяной. Мне нужно вытравить из себя проклятый жар, который до сих пор, до сих пор горит там, внутри, и не желает, проклятый, никак потухать — как только вспоминаю прошедшую ночь.
Меня бьёт дрожь, когда кое-как заставляю себя выбраться, влезть в тёплый халат… высушить волосы уже сил не остаётся. Сжимаюсь на краю постели в бессильный леденеющий комок, подтягиваю колени к груди, хочу стать меньше, хочу стать точкой, хочу исчезнуть совсем.
Потому что меня накрывает ломка. Невыносимая.
Потому что на холд Нордвинг опускается ночь. И я хочу к нему.
Хочу. Хочу. Хочу.
Мне нужно снова этой отравы, этого медленного яда. Хотя уже знаю теперь, что он меня может только убить.
Нет! Не могу, не должна, не опущусь до того, чтобы снова вернуться к нему после того, что было. От меня должна остаться хотя бы гордость — если уж всё остальное разбито вдребезги.
Я цепляюсь зубами в подушку, чтобы удержаться и не переместиться к нему.
До утра путаюсь во влажных белых простынях. Комкаю пальцами одеяло. Рассвет встречаю сухими невидящими глазами. Засыпаю снова под утро. Я уже слишком привыкла жить так.
Это повторяется ровно три дня и три ночи.
Три чёртовы бессонные ночи, за которые я впиваюсь себе в руку до крови, чтобы не думать, не представлять, как он ждёт меня тоже, как ходит хищным зверем по своей клетке — зверем, у которого из-под носа украли добычу.
Не представлять, как набросится на меня, стоит мне появиться снова.
Не представлять, как я буду загораться от каждого прикосновения.
Не представлять, насколько мне будет плевать на доводы рассудка, как буду обдирать с него одежду сама, как буду подставлять губы, ловить нетерпеливые пальцы. У меня болит всё тело от того, как нужны мне его руки прямо сейчас.