Однако почему-то ей трудно было сосредоточиться и еще труднее избавиться от скверного настроения, которое в последнее время стало слишком частым.
Она знала, что в том, что касается работы, может быть спокойна: только вчера Марстон заметил, что за последний месяц из «Золушки» выписалось необычно большое количество выздоровевших детей. С тех пор как он в тот первый день познакомился с темноволосой, с негромким мягким голосом девушкой и убедился в ее желании стать детской медсестрой, Марстон стал больше интересоваться проблемами «Золушки». Девушка представила единственную рекомендацию — от старшей сестры одной из больниц на Севере. Мисс Стирлинг написала, что Джин Кемпбелл — очень заботливая и добросовестная и что она предпочла бы сохранить ее у себя, а не рекомендовать другим. Она сочла нужным добавить, что у девушки во всем мире никого нет и что ее отец был священником на одном из Гебридских островов, где живет ее единственный родственник. Ей нечего сказать о молодой сестре, кроме самого хорошего; она может только утверждать, что девушка рождена для избранной ею профессии.
Первая же беседа с Джин склонила чашу весов в ее пользу, и Марстон никогда не жалел о принятом решении.
А теперь вот сестра Кемпбелл думала, не лучше ли для душевного спокойствия отказаться от всего, чего она достигла с такими усилиями, уйти из больницы, к которой так привыкла, и где-нибудь в тяжелой работе на новом месте попытаться убежать от того, что — видит Бог — принесет ей только страдания… Совсем недавно она начала было верить, что прошлое осталось позади, но теперь тень его снова грозит омрачить ее жизнь.
Ручка выпала из пальцев, девушка смотрела на бумаги, но ничего не видела. Потом со вздохом встала и, подойдя к окну, посмотрела вниз, на больничный двор.
Она стояла так несколько минут, пока негромкий стук в дверь не заставил ее повернуться. В ответ на ее: «Войдите» — дверь открылась, на пороге стоял Блейр Марстон.
— Я вам помешал?
— Вовсе нет. Входите. — Услышав собственный голос, она испытала облегчение: голос звучал совершенно нормально.
— Мне захотелось переброситься с вами несколькими словами перед завтрашним отъездом, — сказал Марстон. — Я вернусь только в понедельник через неделю.
— Вы будете так долго отсутствовать? — Слова сорвались, прежде чем она успела их сдержать.
Он кивнул и сел на стул, который она пододвинула ему, прежде чем самой сесть за стол.
— Да. Я дал согласие давно и не могу теперь отказаться. А ваш отпуск начнется после моего возвращения?
— Если вы вернетесь в понедельник, то мне до отпуска останется еще две недели.
— Хорошо. Вы поедете в Шотландию?
— О нет! — Восклицание прозвучало поспешней, чем думала Джин, и, заметив его удивленный взгляд, она торопливо добавила: — Я теперь редко езжу на Север. У меня для этого… нет никаких причин.
— Понимаю. Но вы ведь родились в Шотландии — простите, если я слишком любопытен, но у меня особое отношение к этому месту. В конце концов, там моя альма матер — я получил диплом в Эдинбурге, и у меня там много друзей.
Эдинбург! Страх заставил сильней биться ее сердце; и оно не успокоилось, когда Марстон добавил:
— Но это было почти десять лет назад. Кстати, я остановлюсь у своего старого профессора. Он попросил меня прочесть лекцию, когда я буду там. Я считаю это великой честью.
— Это честь для них, — ответила Джин и, почувствовав, как вспыхнули щеки, обрадовалась, что свет не падает на нее.
Он рассмеялся.
— Ерунда! Я выхватил диплом и сбежал. Потом год провел в Америке.
— Но, к счастью, вернулись в Лондон, и Британия получила свое назад. — Трудно было не отвечать на его дружелюбный тон таким же, и Джин, к своему облегчению, неожиданно успокоилась.
— А тем временем, — неожиданно сменил тему Блейр, — Тимоти Баррингтон поправляется. В следующую пятницу его можно будет выписать. Пока я отсутствую, за ним будет присматривать мой коллега Мейнард-Филлипс, и я не вижу оснований для опасений.
Мысль о том, что целую неделю не будет этих неожиданных появлений в палате, — вот так, как он вдруг возник сейчас на пороге ее кабинета, — появлений, которые вошли у него в привычку и которые она привыкла ждать, эта мысль заставила Джин ощутить пустоту. Стараясь защититься от неприятных предчувствий, она подумала, что становится слишком консервативной, когда речь заходит о работе.
Следующие десять минут были целиком посвящены указаниям Марстона относительно того, что нужно сделать в его отсутствие. Говоря, Блейр наблюдал за ней, совершенно не сознавая этого и не догадываясь о том, как неожиданно будет вспоминать ее лицо: прямой взгляд этих вишневых глаз, мягкий тон голоса.