Наверху что-то упало, а следом послышались торопливые шаги отца, и вот он уже спустился по лестнице, бормоча: "Ну наконец-то, бездельник ты этакий". Оглядел сына с ног до головы, криво усмехнулся и приветственно ткнул кулаком в плечо:
– Перерос, отца перерос! Как посмел?!
– Твои метр с кепкой грех не перерасти! – не остался в долгу сын.
– Ха! Вызов мне бросаешь, мелкий?
– А давай. На кулаках или на руках?
– На руках!
Отец и сын, сев за стол, сцепились правыми руками и с минуту кряхтели, стараясь завалить один другого.
– Хорош бодаться, забияки! – раздался голос от двери.
Мужчины как по команде обернулись и увидели вошедшего с неизменной бутылкой домашнего вина дедушку Нагу.
– Неожиданно! – расхохотался Стефанос.
– Да чего тут неожиданного, – парировал дед. – Тëтка Эуфимия сказала тëтке Иликó, тëтка Илико – тëтке Ганне, тëтка Ганна – мне, а я уж только того и ждал.
– Быстрее телеграфа сработали, ничего себе...
– Так это же наше местное ТАСС – Трепливое Агенство Старых Сплетниц. Ну, что стоите! Мелкий бегом переодеваться, а ты, Сандро, организуй нам хорошей еды.
– Ты пришёл в дом к бездетному холостяку, ну откуда у меня еда, да ещё и хорошая, – проворчал отец, однако достал с полки ещё тëплый кукурузный хлеб и завёрнутый в марлю круг свежего сулугуни, от запаха которого рот Стефаноса тут же наполнился голодной слюной.
Час спустя, разомлев от вина и сытости, он дремал сидя за столом, пока отец с дедом спорили о его дальнейшей судьбе. Александрос горячился: надо, мол, высшее образование, чтоб на хорошем месте в НИИ на чистой работе. Нага одернул зятя: что бы ты делал в Казахстане, будь ты физиком или филологом? Помер бы с голоду. Нужно мастерство в руках, чтоб в любые времена прокормиться. Стефанос, приоткрыв один глаз, нетвердым голосом заявил:
– А я всë слышу...
– А раз слышишь – сам скажи, что выбираешь.
– О, надо же, мне выбрать можно наконец-то! – съехидничал парень.
Отец побагровел, но смолчал, чувствуя свою вину: принудил сына когда-то поступать на физтех, и провально, Стефани не добрал один балл, хоть и занимался денно и нощно. Но у Ксенакисов всегда так, если не лежит душа к делу - хоть разбейся, не будет толку.
– Я хочу в музыкальное. В армии играл в оркестре, писал музыку. Это мой путь.
– Это не профессия! – рявкнул отец.
– Она тебя не прокормит, – вторил дед. – Музыкант хорошо получает, ежели в ресторане играет. То, о чем ты мечтаешь – не положишь в рот.
– Договорюсь с Германом Романовичем, он тебя по чему хочешь подтянет – поступишь на этот раз. Все, с кем он занимался, поступили, кроме тебя, оболтуса...
Отца всё никак не отпускала мечта о ненавистной Стефаносу физике и чистеньком НИИ. Но сына это не удивило, а вот имя учителя...
– Неужто Герман до сих пор здесь?
– Да, представь себе! Его уже несколько раз звали в Москву, а он впился, как клещ, в нашу школу, сумасшедший мужик.
– Ого. Вот это я понимаю, целеустремлённо. – Стефанос решительно выпрямился. – Ну что ж. И я буду целеустремленным. Высшее даëтся только раз, и я не хочу его тратить на абы что. Поэтому сперва пойду в техникум, учиться на повара, чтобы было что в рот положить. А как выучусь – начну работать, а в музучилище поступлю на вечернее или на заочку. И высшее закончу тоже по музыкальной линии.
Над столом повисла тишина. Отец и дед переваривали услышанное. Потом Александрос хмыкнул:
– Хитрый жук. Ладно, если так тебе нужна твоя музыка – вперёд. Но сперва хлеб, а потом уже душа. Душа-то, сын, с хлебом приходит снаружи.
Дед пожевал губами.
– Крёстного твоего попрошу, может, в ресторане каком найдёт тебе место. Ему не откажут, уж это точно. До весны поработаешь, а там документы в техникум подашь. А к Герману всë ж зайди, спрашивал он про тебя.
– Да с чем идти-то? Съели же всë. Да и выпили.
Александрос отвесил сыну шуточный подзатыльник.
– Ну так мы же к деду сперва завернём, ещё вина возьмём!
– Пап, я не могу больше пить!
– Слабак! Чему вас только в вашей армии учили...
Спорить с Александросом Ксенакисом – всë равно что бодаться с дверью в доме Александроса Ксенакиса. Бесполезно. И к соседскому дому Стефанос подходил в компании отца, деда и увесистой двухлитровой красотки с красненьким нового урожая. "Не вино – компот, младенцу можно наливать", – утверждал дед. Отец хмыкал и поддакивал, но как-то неубедительно
– Какие люди! – Герман Романович, сидевший за столом у хозяйского дома в окружении стопок тетрадей, вскочил, завидев бывшего ученика и его родных. – Давно приехал?