– Булочка, родная, ты уж прости за вопрос, но ты не можешь быть беременна?
Округлившиеся было глаза Натэллы так стремительно наполнились слезами, и она зарыдала столь горестно, что ответа и не потребовалось... Георгий, тяжело ступая, дошёл до ближайшего кресла у кофейного столика и опустился в него с ощущением, будто ему на спину взвалили огромный камень. Нет, конечно, он любил детей и был бы совсем не против когда-нибудь стать дедом, но не так. А чтобы сватовство, чтобы свадьба, чтобы всё как у людей... Но в десятом классе, школьница-мать... Память услужливо подкинула имя Михалиса Столтидиса, друга детства, с которым некогда вместе выживали в Казахстане, выжили, потерялись по возвращении в Сухуми, а спустя годы неожиданно нашлись уже в роддоме: волею случая Михалис наблюдал Нино после её непростых родов. С тех пор периодически созванивались да похаживали друг к другу в гости. Хороший врач никогда не будет плохим знакомым. Но уж если твой друг - хороший врач - а Михалис был не просто хорошим, он был исключительным, - тут уж сам бог велел держаться за него. Тем более одинокому отцу девочки. Уж что-что, а такие простые схемы Чача уже даже не мозгом просчитывал, а инстинктивно понимал. Он не раз помогал другу в его медицинских нуждах, и, кстати, даже не думал о грядущих выгодах. Инстинктивные схемы работали именно так: могу помочь - и помогаю. Чем больше искреннего порыва - тем лучше потом отдача. А потому именно к Михалису счёл он безопасным обратиться со столь щекотливым вопросом, как перспективы прерывания беременности у подростка.
- Решать, конечно, вам. Но с медицинской точки зрения лучшим вариантом было бы, конечно, не прерывать, - хмуро сказал Столтидис Георгию после осмотра. - Я бы попробовал вызнать имя отца ребёнка, поженить их и пусть рожает и растит. Организм твоей дочери физиологически готов вынашивать, а сделать сейчас чистку - та ещё лотерея. Может, потом никогда и не сможет забеременеть. Десятый класс окончить успеет, срок небольшой, авось и не заметит никто, в вуз поступит после декретного отпуска, если мозги на место встанут и девочка начнет предохраняться. Но если решите всё же прерывать, в абортарий не суйтесь. Там сообщат в школу и ославят на весь город. Ко мне приходите. На кофе.
Выяснить, кто заделал Натэлле ребенка, не удалось: дочь молчала, как партизан. Когда же Георгий только заикнулся про замужество, вынашивание и роды, девочка зарыдала, повалилась отцу в ноги и закричала во весь голос:
- Нет, нет, только не рожать! Надо убрать это, пока оно ещё червяк, ещё не человек, слышишь, папа! Помоги мне, папочка, любимый, дорогой, я больше никогда так не подведу тебя! Я не хочу ребёнка, я сама ещё ребёнок!
- Ах ты ребёнок?! - загрохотал вдруг Чача совершенно несвойственным ему голосом, настолько страшными показались в устах дочери слова про ЭТО и ОНО, подобные тем, что покойная жена некогда говорила об этой самой девочке. - А чего ж ты тогда полезла играть во взрослые игры?! Или ты не понимала, что взрослые игры - это взрослые последствия и взрослая ответственность за них?
- Я не знала, не знала, что такое может быть от одного раза! - в отчаянии вырикнула Нато. - Он говорил, что хочет сделать мне приятно, потому что любит меня, и что ничего не случится! А потом оказалось, что у него есть жена! Беременная! И я ему не нужна! И он меня вовсе не любит! Мне и так плохо! Мне и так больно! Если ты заставишь меня рожать - я убью себя, кланусь, папа!
Георгий схватился за сердце и осел на пол рядом с бьющейся в истерике дочкой. Перед глазами одна за одной проплывали картины: рыдающая после визита к фельдшеру жена, безучастный взгляд у колыбельки, лиловые бескровные разрезы на мёртвой руке, восковое лицо в гробу. Ещё раз пережить такое - нет, пожалуйста, святой Николай, только не это. Чача обнял свободной рукой Натэллу за плечи и принялся тихонько покачиваться, успокаивая её и себя. Это была его, его вина. Он должен был, переступив через ханжескую стыдливость, объяснить девочке, что бывает между мужчиной и женщиной, и как из этого получаются дети. Должен был обсудить всё, что случилось с Нино, опередив словоохотливых соседок и няню-старушку. Но он катастрофически опаздывал, малодушничал, считал Натэллу ребёнком. И вот что из этого вышло.