Сейер слышал, как девочка копается в коробке с карандашами на кухне.
— Знаете ли вы ее сестру? Сёльви?
— Знаю. Но они всего лишь сводные сестры.
— Да?
— Вы не знали?
— Нет, — медленно произнес он.
— Все знают, — просто сказала Ирене. — Это не тайна. Девочки очень разные. Отец Сёльви потерял право на встречи с ребенком и больше никогда не появлялся.
— Почему?
— Как обычно. Алкоголизм и жестокое обращение. Но это версия матери. А Ада Холланд очень сурова, так что ничего нельзя сказать наверняка.
— Но ведь Сёльви уже совершеннолетняя? И может решать за себя?
— Уже, видимо, слишком поздно. Я больше думаю про Аду, — добавила она. — Она не получила назад свою девочку, как я.
— Готово! — раздался крик с кухни.
Они поднялись и пошли смотреть. Рагнхильд сидела, склонив голову набок, и выглядела не слишком довольной. Серая пыль заполняла большую часть листка; из облака торчала передняя часть машины, с фарами и бампером. Капот был длинный, как у американских автомобилей, бампер выкрашен в черный цвет. Он выглядел так, как будто скалился широкой беззубой улыбкой. Фары были скошены внутрь. Как китайские глаза, подумал Сейер.
— Он сильно шумел? Когда проезжал мимо?
Наклонившись над кухонным столом, полицейский почувствовал сладкий запах жвачки.
— Очень сильно.
Он посмотрел на рисунок.
— Ты сможешь нарисовать для меня еще один рисунок? Только фары?
— Но они были такие, как ты видишь! — Она показала на рисунок. — Они смотрели вбок.
— И такого же цвета, Рагнхильд?
— Нет, он был не совсем серый. Но здесь не так уж много цветов, — она потрясла коробкой со взрослым видом. — Это был цвет, которого тут нет.
— Какой?
— Такой, у которого нет имени.
В его голове возник целый ряд названий: сиена, сепия, антрацит…
— Рагнхильд, — осторожно спросил он. — Ты не помнишь, было ли у машины что-нибудь на крыше?
— Антенны?
— Нет, что-то побольше. Раймонд говорил, что на крыше лежало что-то большое.
Она взглянула на него и немного подумала.
— Да! — воскликнула она вдруг. — Маленькая лодка.
— Лодка?
— Маленькая черная лодка.
— Я не знаю, что бы я без тебя делал, — улыбнулся Сейер и пальцами сжал хвостики-антенны. — Элисе, — добавил он, — у тебя красивое имя.
— Никто не хочет меня так звать. Все говорят Рагнхильд.
— Я буду звать тебя Элисе, хорошо?
Она смущенно покраснела, закрыла коробку, свернула альбом и протянула все это ему.
— Нет, это все теперь твое?
Она моментально снова открыла коробку и продолжила рисовать.
— Один кролик лежит на боку!
Раймонд стоял в дверях комнаты отца и беспокойно раскачивался туда-сюда.
— Какой?
— Цезарь. Бельгийский большой.
— Нужно его убить.
Раймонд так испугался, что пукнул. Этот маленький выброс газов никак не повлиял на воздух в закрытой комнате.
— Но он же дышит, он просто лежит!
— Нет смысла кормить тех, кто все равно умрет, Раймонд. Положи его на колоду. Топор прислонен к задней двери в гараже. Береги руки! — добавил он.
Раймонд снова выбрался наружу и понуро направился вперевалку через двор к клеткам с кроликами. Он некоторое время смотрел на Цезаря через решетку. Тот лежал точно как ребенок, свернувшись в мягкий комочек. Глаза зверька были закрыты. Он не пошевелился, когда клетку открыли и к нему осторожно протянулась рука. Раймонд бережно погладил кролика по спине, как обычно, теплой. Сильно собрал кожу на загривке и поднял его. Сердце кролика билось вдвое тише, и он выглядел совершенно обессиленным.
Потом он сидел, облокотившись о кухонный стол. Перед ним лежал альбом с национальной сборной, птицами и зверями. Он выглядел совершенно подавленным, когда появился Сейер. На Раймонде не было ничего, кроме спортивных штанов и тапочек. Волосы всклокочены, белый и мягкий живот обнажен. Круглые глаза глядели обиженно, а губы были надуты так, как будто он усердно что-то сосал, может быть, леденец.
— Добрый день, Раймонд! — Сейер сильно наклонился к коротышке, пытаясь успокоить его. — Ты думаешь, я не вовремя?
— Да, я занимаюсь своей коллекцией, а ты мне мешаешь.
— Да, я тебя понимаю. Такие вещи действительно раздражают. Но я бы не пришел, если бы это не было очень важно, надеюсь, ты понимаешь.