— Он говорит по-бергенски, — сказала она. — Мне не нравится, когда парень так выглядит и говорит на бергенском диалекте.
— Но он же из Бергена, — объяснил Хальвор и отхлебнул сладкого молока из ложки. — Он там родился и вырос. Его родители из Танзании.
— И все же было бы правильнее, если бы он говорил на своем собственном языке.
— Бергенский диалект и есть его язык. Кроме того, ты бы ни слова не поняла, если бы он говорил на суахили.
— Но я так пугаюсь каждый раз, когда он открывает рот.
— Привыкнешь.
Так они разговаривали. Как правило, они приходили к общему мнению. Бабушка рассказывала о своих заботах, а Хальвор ловил ее «подачи» и возвращал, как будто это были неудачные бумажные самолетики, которые можно было сложить заново.
Автомобиль подъехал к съезду к дому. Он выглядел не слишком гостеприимным. Он стоял на отшибе, вдали от других деревенских домов и от дороги, полускрытый зарослями кустарника и лесом. Маленькие, высоко расположенные окна. Выгоревшие серые стены. Двор наполовину зарос сорняками.
Хальвор увидел слабый свет в окне. Он услышал шум подъехавшего автомобиля и пролил несколько капель молока на подбородок. Передние фары вспыхнули в полутьме гостиной. Через секунду они уже стояли у двери и смотрели на него.
— Нам нужно с тобой поговорить, — дружелюбно сказал Сейер. — Тебе придется проехать с нами, но можешь доесть.
Он больше не хотел есть. Он и не думал, что они так легко оставят его в покое, так что он спокойно прошел на кухню и аккуратно помыл миску под краном. Потом пробрался в комнату и погасил экран. Простился с бабушкой и пошел за ними. Ему пришлось сидеть одному на заднем сиденье — он этого не любил. Ему это кое о чем напоминало.
— Я хочу представить себе Анни, — начал Сейер. — Какой она была, как жила. Ты должен рассказать мне все о том, что это была за девочка. Что она делала и говорила, когда вы были вместе, все мысли и подозрения, которые возникали у тебя, когда она уходила от общения, и что могло случиться наверху у Змеиного озера. Все, Хальвор.
— У меня нет никаких предположений.
— Но о чем-то ты должен был подумать.
— Я подумал о массе вещей, но все это не имеет смысла.
В комнате повисло молчание. Хальвор смотрел на карту мира; он нашел на ней свою страну и ближайший город.
— Ты был важной частью мира Анни, — сказал наконец Сейер. — Я сейчас пытаюсь составить карту местности, по которой она передвигалась.
— Значит, вот чем вы занимаетесь? — сухо спросил Хальвор. — Рисуете карту?
— Может быть, у тебя есть идеи получше?
— Нет, — быстро ответил парень.
— Твой отец мертв, — внезапно сказал Сейер. Он напряженно всматривался в лицо юноши, сидящего перед ним.
Хальвору стало не по себе, он чувствовал, что силы покидают его. Особенно тяжело ему давался зрительный контакт. Поэтому он опустил голову.
— Он покончил с собой. А ты сказал, что твои родители развелись. Тебе пришлось нелегко?
— Нормально.
— И поэтому ты скрыл от меня этот факт?
— Тут нечем хвастать.
— Понимаю. Ты можешь сказать мне, чего ты хотел от Анни, — вдруг спросил Сейер, — когда ждал ее у лавки Хоргена в день убийства?
Удивление Хольвара казалось неподдельным.
— Извините, но здесь вы ошибаетесь!
— Люди видели мотоцикл возле магазина. Ты в это время как раз уезжал из дома.
— Найдите этого типа как можно скорее.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Да.
— Хорошо. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет.
Снова наступила тишина. Хальвор прислушался. Вдалеке кто-то смеялся — звуки доносились как будто из иной реальности. Анни была мертва, а люди ведут себя так, будто ничего не произошло.
— У тебя не было ощущения, что Анни была не вполне здорова?
— Что?
— Ты никогда не слышал, чтобы она жаловалась на боли, например?
— Анни выглядела здоровее всех. Она была больна?
— Есть информация, которую мы, к сожалению, не можем тебе сообщить, хотя ты и был ей близок. Она никогда ничего такого не говорила?
— Нет.
Голос Сейера звучал вполне дружелюбно, но он говорил как положено — медленно и отчетливо, — и это придавало его словам вес.
— Расскажи мне о своей работе. По каким дням ты ходишь на фабрику?
— Мы работаем посменно. Неделю пакуем, неделю следим за машинами и неделю развозим.
— У тебя получается?
— Перестаешь думать, — тихо ответил Хальвор.
— Перестаешь думать?
— К механической работе привыкаешь. Она делается как бы сама собой, так что можно переключиться на другие вещи.