Оказавшись в коридоре, Эль дает себе секунду, чтобы передохнуть, и, придерживаясь за стену, продолжает идти вперед. Необходимо добраться до детской. Она не сумасшедшая. Это Саммерс обезумела. Тэм всегда ей завидовала. В глубине души Эль чувствовала, что Саммерс хотела бы оказаться на ее месте, и не раз замечала, как она смотрит на Криса.
— Элли, что ты творишь? Приди в себя! Куда ты собралась? Ты едва держишься на ногах. — За спиной раздается стук каблуков Тэмзин.
— Пошла к черту, дрянь. Ты не получишь мою семью, — не оглядываясь, агрессивно отзывается Элинор.
— Я хочу помочь тебе, Эль. Послушай меня...
— Заткнись, сука! — рявкает Элинор, распахивая дверь в детскую.
Застыв на пороге, она издает истошный вопль, взрывающий барабанные перепонки. В голове раздается скрежещущий треск, и Эль сгибается от дикой боли в затылке, висках — везде. Ноги подкашиваются, и она падает на колени. Глаза слезятся от дикого напряжения, пока она с ужасом обводит взглядом расставленные вдоль стен незаконченные идентичные портреты. Их так много. Не меньше дюжины. На всех одно и то же мужское лицо с недостающими деталями.
Вместо кроваток малышей и стеллажей с одеждой и игрушками — полки с кисточками, красками, чистые холсты и мольберт у центрального окна, на котором закреплена последняя законченная работа. Не дыша Элинор смотрит в изображенные на портрете глаза цвета ртути, в глубине которых клубится тьма, пожирающая ее сознание. Туман становится гуще, опутывая ее, словно кокон. Голова взрывается от переговаривающихся голосов.
— У меня не выходит! Не получается!
— Ты слишком спешишь.
— Я боюсь не успеть.
— Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и, поверь, тогда все получится.
— Хватит! Замолчите! — отчаянно умоляет Элинор. Она бьет себя по щекам, пытаясь проснуться, но ничего не происходит, только звон в голове усиливается, прогоняя голоса. Ее выворачивает наизнанку прямо на белый мраморный пол комнаты.
— Я этого не рисовала! — хрипит она, почувствовав, как чьи-то сильные руки тянут ее вверх. — Я не рисовала!!!
— Это твой подарок, Эль. Твой подарок для меня, — произносит низкий мужской голос из ее кошмара. — Ты очень старалась успеть и нервничала, что у тебя не выходит.
— Нет, нет, — всхлипывает Элинор и перестает дышать, прочитав надпись в уголке написанного портрета: «Самому важному человеку в моей жизни». Это ее почерк, и роспись, и стиль, но она точно знает, что не притрагивалась к краскам после рождения Джонаса. Да она уверена в этом, черт побери, как в том, что человеческий организм не выживет без кислорода.
— Он идеален, Элинор. Я никогда не сомневался, что у тебя невероятный талант. — Теплое дыхание раздувает волосинки на ее затылке, горячие ладони крепко сжимают талию, разворачивая Эль на сто восемьдесят градусов. Ее воспаленный взгляд останавливается на лице с портретов, которыми завалена детская, и, отчаянно всхлипнув, она проваливается в спасительную темноту, безвольно повиснув в руках незнакомца, притворившегося ее мужем.
Когда она снова открывает глаза, спальню заливает яркий солнечный свет. В приоткрытое окно залетают звуки улицы. Шелест ветра и безмятежное пение птиц. Утро. Может быть, даже полдень. Приподнявшись на локтях, Элинор оглядывается по сторонам, отмечая, что движение не приносит физического дискомфорта. Головная боль ушла, чего нельзя сказать о той, что терзает сердце.
Она помнит все, что происходило в последние сутки. Безумие, которому нет ни малейшего объяснения. И хотя она проснулась в своей постели, в любимой шелковой пижаме, а на прикроватной тумбочке стоит остывающий кофе и блюдце с круассанами, она уже знает, что это новое пробуждение не принесет ей спасение от жутко-реального сна. Она в западне. Своего разума или тайного замысла человека, решившего превратить ее жизнь в ад.
— Привет, Элли, — личный дьявол появляется, стоит ей упомянуть его в своих мыслях.
Проглотив яростное желание запустить в ублюдка чем-нибудь тяжелым, она молчит, до скрежета стиснув зубы, удостоив чужака только полным ненависти взглядом. Сукин сын вырядился в спортивные штаны и футболку ее мужа.
Больной придурок. Это не сработает.
Он абсолютно не похож на Кристофера, несмотря на то, что они носят один размер. У Криса средне-русые волосы, голубые глаза и бледная кожа, мгновенно обгорающая на солнце, а когда он улыбается, на его щеках появляются ямочки, в которые она безоглядно влюбилась много лет назад. Никто не отнимет у нее эти годы, никто не заставит усомниться в их общих воспоминаниях.