— Сейчас!
Мария быстро метнулась в комнату, кое-как натянула платье и, выйдя в сени, дрожащей рукой, стараясь не шуметь, отодвинула надежный засов. Дверь приоткрылась, и в сенцы боком проскользнул горбун. Он сейчас же закрыл за собою дверь, нащупал рукой засов, но не задвинул его.
— Чужие в хате есть? — спросил гость промерзшим, тревожным голосом.
— Нет
Послышался скрип задвигаемого засова, и в темных холодных сенцах между незнакомым гостем и хозяйкою произошел короткий и торопливый разговор.
— Как вас звать?
— Мария.
— Ивановна?
— Да.
— Как звать мужа?
— Федор Бойченко.
— Кем он работал в колхозе?
— Бригадиром.
— У вас есть дети?
— Двое.
— Имена?
— Старшенький — Федя, дочка — Оля.
Гость облегченно вздохнул.
— Значит, попал по адресу… Зайдемте в хату, тетя, у меня есть к вам два слова.
В голосе незнакомца слышалась радость, но когда хозяйка, открыв дверь в комнату, хотела пропустить его вперед, он отстранил ее руку и сказал тоном приказа:
— Проходите вперед вы. Свет не зажигайте…
Перешагнув порог, незнакомец замер, прислушиваясь, но не услыхал ничего, кроме дыхания спящих ребят. Тут Мария с запозданием догадалась, что это не горбун, а подросток с мешком за плечами. Он сунул себе что-то за пазуху и снова облегченно вздохнул.
— Вы знаете, от кого я пришел? — спросил гость весело.
— Нет… — с трудом ответила женщина. Ее трясло, как в ознобе.
— Дядя Федя передает вам привет…
Мария молчала, стиснув зубы.
— Дядя Федя говорил, что вы сразу не поверите, — с одобрительной улыбкой в голосе произнес подросток. — Так ведь — не верите?
— Я не знаю, где мой муж, — уклонилась от прямого ответа Мария. — Его арестовали наши… советские. Как дезертира.
— Но вы же знаете, зачем это было сделано?
— Может быть, расстреляли…
— Э, тетя, так мы долго будем договариваться. Не надо в прятки играть. После “ареста” дядя Федя явился к вам ночью… Так?
— Он ко мне каждую ночь является… — Мария непритворно всхлипнула.
— Хорошо. А если я вам скажу, где дядя Федя спрятал свой партбилет, орден Красной Звезды и медаль “За трудовую доблесть”?
О том, что бригадир колхоза Федор Бойченко был членом партии и имел правительственные награды, знало все село. Конечно, это было известно и полицейским. Сжав вздрагивающие губы, Мария молчала, ожидая, что еще скажет загадочный гость.
— Он завернул их в новенькую клеенку, белую с голубыми цветочками, и закопал сверток под старой грушей. Вспомните, что вы сказали тогда мужу. Вспомнили? Вы сказали: “У меня на сердце так тяжело, будто ты закопал наше счастье…”
Мария не дала договорить подростку.
— Не мучь! — как стон вырвалось у нее из груди. — Скажи — он живой? Ты видел его? Когда?
— Не очень давно…
— Не ранен?
— Невредим. Не надо плакать, тетя Мария, и не обнимайте меня — я весь в снегу, простудитесь.
Гость в самом деле казался промерзшим насквозь, так холодны были его одежда, руки, лицо. К тому же на его груди под ватником выпирал какой-то твердый предмет, точно там находился небольшой кусок льда. Мария поняла: подросток пришел издалека, путь его был опасен, он закоченел от холода, голоден.
— Раздевайся. Может, на печку полезешь? — засуетилась хозяйка. — Сейчас я борща тебе налью.
— Не надо, — торопливо зашептал подросток. — Дайте хлеба, если есть. Я должен уходить.
— Это быстренько.
Звякнула печная заслонка, стукнул о горшок ухват — и в хате вдруг вкусно запахло горячим борщом. Мария нашла в темноте гостя, сунула ему в руку ложку и ломоть хлеба.
— Присядь. Вот здесь — скамья, стол, вот тут миска. Нашел? Сними мешок.
— Нет. Я так… — сказал подросток, поспешно принимаясь за еду. — Скажите, у вас соседи хорошие, не ссоритесь? Нет таких, что могут донести? Может, в полиции кто служит?
— Соседей таких нет. Туда дальше, пятая хата от нас — живет одна подлюга… в комендатуре уборщицей работает.
— Как ее звать?
— Оксана Стожар.
— Вредная?
— Ого! Все село ее ненавидит.
— А патрули полицаев или немцев где стоят?
— В центре, у школы, на улице Ленина. Там комендатура и кустовая полиция. Они эту улицу Берлинтрасса называют.
Паренек неожиданно рассмеялся.
— Вот как! Берлинштрассе! Штрассе — по-немецки — улица. Ничего, тетя, может быть, недалек тот день, когда немцы в своем Берлине самую лучшую улицу Ленинштрассе или Сталинштрассе назовут. — Он помолчал, усиленно работая ложкой. — А ночные облавы, проверки часто у вас бывают?