— Там, — машет рукой себе за спину и тут же расстегивает крючки на моем лифчике.
— Там?
— На кухне. И стол, и свечи.
— Я же проверю.
— Проверишь. Потом, — прикусывает кожу на шее, и я снова выгибаюсь ему навстречу.
Пульс частит.
— Ты помнишь наш первый раз? — бормочу, прижимаясь к его щеке, и пробираюсь пальцами ему под футболку. Трогаю твердый живот, и Арс вздрагивает.
Глажу подушечками его спину и чувствую целый табун мурашек у него на коже.
— Естественно, — поднимает голову, сильнее вжимая меня в матрас.
— Я не спрашивала никогда… Тебе хоть немножко понравилось?
— Пи*дец как. Голову снесло.
Улыбаюсь. Расслабляюсь еще больше.
— Всегда хотел сделать это здесь.
— Исполняешь свои маленькие желания? — шепчу Арсу на ухо, а потом целую в шею, помогая ему стащить футболку.
Чувствую, как перекатываются его мышцы у меня под ладонями, и кайфую. Его близость, тепло, поцелуи — смертельный коктейль. Можно сойти сума от преизбытка окситоцина.
— Презерватив в кармане брюк, — трется носом о мою щеку.
— Эй, не порти романтический момент! — скрещиваю ноги у него за спиной.
Арс ржет, снова целует. Так, будто в самый первый раз. На пике эмоций. С тотальной отдачей.
Обнимаю его и чувствую подступающие слезы. Мозг пылает. Я с ума схожу от того, насколько все это приятно.
Чувствую запах аптечки, слышу звук молнии на брюках, а потом принимаю Мейхера в себя полностью. За один легкий толчок. До основания. До дрожи.
Оба замираем. Смотрим друг на друга. Арс гладит мои волосы, касается губами губ и снова совершает толчок.
Тело в этот момент становится послушным. Подстраивается под его движения.
Сжимая в пальцах ткань пододеяльника, прижимаюсь к Арсу сильнее. Кожа к коже. На выдохе и вдохе. Чувствую себя с ним единым целым.
Тусклый свет ночника, тени, дыхание, мурашки, поцелуи, почти ленивые движения и любовь.
Мы и есть наша любовь.
Десятки минут поцелуев и ласк. Объятий и взглядов.
А потом щелчок, и это ленивое безумие превращается в настоящее сумасшествие из стонов, шлепков между телами и смен поз.
Он доводит меня до пика несколько раз и останавливается в самый критичный момент. Мозг плавится. Желание нарастает. Я хнычу и уже совсем ничего не соображаю. Кажется, что все вокруг исчезает. Я вижу только его глаза, плечи, чувствую, как он терзает мою грудь губами, всхлипываю, выгибаюсь, сама подаюсь ему навстречу. Яростней, жестче, быстрее. Хочу оттолкнуть, чтобы оказаться сверху, но он не позволяет.
— Не так быстро, — шелестит губами, вдавливая меня в матрас. — Куда ты так спешишь, Панкратова?
— Ты решил на мне отыграться сегодня, да? За все эти недели?
— Кто знает, — жмет плечами, — помолчи лучше, — запускает свой язык мне в рот.
Глава 20
Арсений
— Холодно, Арс.
Открываю глаза, слыша голос Майи. Она нависает надо мной, растрепанная и совершенно голая. Мы уснули под утро, когда рассвело. Это буквально пару часов назад было.
— Подвинься. Мне нужно одеяло, — бормочет, пытаясь вытолкать меня на край.
Лениво выдираю из-под нас одеяло, и Майя тут же в него закутывается.
— Почему так тихо? — бормочет, забираясь ко мне под бок.
— Свет же вырубили, — напоминаю.
— Точно. Во дворе стоит генератор, — зевает.
— Потом, — сгребаю ее в охапку, вдыхая запах ее волос на макушке.
— Если что, я больше не могу, — шепчет, касаясь губами моей шеи.
— Спи, — закрываю глаза.
Майя еще пару минут ерзает, пытаясь улечься поудобнее в моих объятиях, а когда засыпает, я понимаю, что мой сон как рукой сняло.
Открываю глаза и долго смотрю на распахнутую дверь в спальню.
Майя сегодня спросила, понравился ли мне наш с ней первый секс. Тогда, в прошлом. Четыре года назад.
Задала самый глупый, на мой взгляд, вопрос.
Она всегда была для меня воплощением идеальности. Что тогда, что сейчас.
У меня в голове не укладывалось, как она вообще может быть со мной…
Хотел ее безумно, но никогда не настаивал. Всегда себя сдерживал, потому что был уверен, что наш секс все изменит. Так и произошло. Это была эйфория, на фоне которой снесло крышу. Наверное, поэтому, когда я ее четыре года назад в квартире у Кудякова увидел, среагировал не так, как того требовала ситуация. Не хотел ни в чем разбираться. Убедился, что мы точно друг другу не подходим.
Воспринял это как самое главное предательство в моей жизни.