– Кузнецова! Что с ней? Она жива? – доносятся до меня испуганные возгласы.
От бортика отделяется фигурка человека, который быстро-быстро приближается к нам. Я сразу узнаю нашего дежурного врача. Он врезается в толпу, размахивая чемоданчиком, и на секунду полностью исчезает из виду.
– Похоже на перелом. Принесите носилки! – долетают до меня его слова. – Ну же, живее! Посторонитесь!
- 23 -
Борисова уже рядом с ним. Через шум в ушах я разбираю, что она звонит кому-то по телефону и громко кричит непривычно высоким голосом.
Спустя короткое время появляются еще два врача. Они уже в белых халатах, и у них с собой складные носилки. Затем я вижу Валентину – ее уже уложили на носилки и несут к выходу. Тело моей партнерши укрыто простыней до самого подбородка. Она неподвижна. Даже на таком расстоянии я замечаю, какое у нее бледное лицо. О, боже, что же я наделал?
– Какое горе, какое горе, – повторяет Борисова как в бреду, следуя за носилками. – И это накануне чемпионата!
Я мало что понимаю, но меня тоже подталкивают к выходу, и я оказываюсь внутри машины скорой помощи. Яркое мелькание красно-синих лампочек неприятно бьет по глазам, вызывая ощущение тревоги и смятения.
Валентина лежит в полуметре от меня. Она плотно пристегнута к кушетке, и ее глаза закрыты. Хочу дотронуться до нее, чтобы как-то поддержать, но почему-то не решаюсь этого сделать – в один миг Валентина стала как будто чужой. Но присутствие врачей понемногу успокаивает меня. Моя партнерша в надежных руках, ей обязательно помогут!
Аккуратными, мягкими движениями кто-то осторожно ощупывает мою голову, а затем к моей макушке прикладывают лед, и я инстинктивно дергаюсь. Ух ты, как же больно!
– Потерпи, Алекс, – слышу откуда-то со стороны голос Борисовой. – Тебя отвезут в больницу, чтобы сделать МРТ. Мы должны быть уверены, что нет сотрясения.
– Что с Валей? – спрашиваю я, но собственный голос кажется мне чужим. Язык еле ворочается во рту, все вокруг словно в тумане. Моим ногам холодно, ведь я в одних носках – кто-то из санитаров помог мне снять коньки и запихнуть их в рюкзак. Сумка валяется у моих ног.
– Документы, страховой полис… Александр Северцев? Год и место рождения…
Голоса звучат у меня над головой. Санитары заполняют какие-то бумажки. Борисова сердито объясняет им что-то, звонит куда-то по телефону, а затем снова спорит. Я не вникаю в суть разговора, но понимаю, что она говорит что-то про страховку и про то, что на льду перед нами занимались непрофессионалы. Возможно, кто-то из них делал неправильное вращение, из-за чего на льду, скорее всего, образовалась глубокая лунка, на которую я и наехал. Все это Борисова пытается пояснить врачам, но они её почти не слушают. Машина быстро едет, и меня раскачивает из стороны в сторону, словно я нахожусь на корабле во время шторма.
Наконец машина останавливается. Кушетку с Валентиной поспешно вытаскивают и уносят внутрь больницы. Меня ведут к другим дверям и оставляют в коридоре на некоторое время. Опускаю взгляд и вижу в руках что-то наподобие медицинской карты, на которой сверху нацарапано мое имя. Затем я оказываюсь в кабинете врача, который тщательно меня осматривает и задает множество вопросов. Меня отводят в другую комнату с большим прибором, похожим на колбу, и заставляют лечь на кушетку. Я поддаюсь, желая лишь, чтоб это всё поскорее закончилось. Под мерный стук аппарата пытаюсь расслабиться, считая удары собственного сердца. Грохот машины я слышу даже через плотные наушники, но еще громче внутри меня кричит горькое чувство стыда перед Валентиной за то, что она пострадала из-за моей ошибки.
- 24 -
Наконец, обследование закончено, и я снова оказываюсь в коридоре, ожидая результата. Мимо ходят люди туда-сюда и постоянно норовят наступить мне на ноги. Хорошо, что мне дали чьи-то ботинки, хоть и меньшего размера, чем надо – мои остались в раздевалке нашего дворца спорта.
Замечаю Борисову – она приносит мне стакан воды и садится рядом.