От моих осторожных прикосновений Валентина почти сразу же просыпается. Она тут же берет инициативу в свои руки, и её тоненькие пальчики уверенно скользят по глади моего живота, спускаясь все ниже и ниже. Затем она, не открывая глаз, начинает ритмично ласкать меня правой рукой. Она знает, как нужно это делать, чтобы сразу возбудить меня, и это как всегда срабатывает – я уже во всеоружии и готов удовлетворить все ее прихоти.
Валентина уже окончательно проснулась – ее дыхание становится громким и прерывистым, она улыбается с закрытыми глазами и привычным движением закидывает свою ногу на мое бедро. Я горячо отвечаю ей, прижимаясь поближе и впиваясь поцелуем в её пухлые губы. Мой язык хочет проникнуть внутрь, но Валентина не любит поцелуи и почти сразу отстраняется, ритмично целуя меня в шею и тихонько постанывая от удовольствия. Я отлично понимаю, чего она хочет, и не собираюсь оттягивать этот момент. Поэтому опрокидываю ее на спину и резко вхожу, а затем начинаю двигаться ритмичными движениями, придавив ее к кровати весом своего тела.
Валентина громко выдыхает, а затем начинает стонать, обхватывая меня локтями за голову и усиленно помогает мне, раздвигая ноги, чтобы впустить меня поглубже. Она обожает, чтобы весь процесс проходил жестко, и потому я, как всегда, стараюсь брать ее резко и сильно, хотя такое поведение в постели мне совсем не свойственно. Тем более что после сна Валентина очень мягкая и расслабленная, и мне сложно быть с ней грубым. Несколько коротких секунд я поглаживаю Валентину по волосам, целую в затылок, запускаю пальцы в короткие пряди ее волос. Но в ответ она лишь неодобрительно цокает и резко сжимает меня ногами, показывая, чтобы я не отвлекался на такие мелочи. Она недовольно встряхивает головой, и я снова делаю так, как она хочет – беру её резко, грубо, не думая о разбуженных соседях и не боясь разломать в щепки скрипящую под нами деревянную кровать. Валентина судорожно дышит, выкрикивая в паузах мое имя, и издает прочий спектр громких стонов возбужденной девушки.
Ее сильное, атлетическое тело полно энергии и неиссякаемого желания. Ей всегда мало, и она готова заниматься этим часто, жадно и неутомимо. Я даю ей то, что она хочет, несколько раз подряд, и наконец она утомленно засыпает, распластавшись подо мной горячей вспотевшей звездочкой.
Я выжидаю, пока она заснет окончательно, и медленно высвобождаюсь из её крепких объятий. Затем осторожно отодвигаю ее от себя, завернув в тонкое одеяло. Пусть отдыхает теперь. Она никогда не узнает, насколько сильно я её ненавижу.
- 4 -
Анна
– Наполеон! Полли! Поляй! Полиней! Полиназий! Полумний!
Прохожие с удивлением оборачиваются на меня, лихорадочно несущуюся по дороге и размахивающую над головой длинным кожаным ремешком. Некоторые в след мне откровенно смеются и крутят пальцем у виска. Но мне некогда обращать на них внимание. Мои ноги несколько раз разъезжаются в стороны на заледеневшем асфальте, и если б не многолетние навыки катания на коньках, помогающие мне удерживать равновесие, я давно бы уже расквасила себе нос, колени или поломала бы руки и ноги.
– Полли! Поликон! А ты ж, паршивая собака! – не выдерживаю я, но вовремя успеваю прикусить язык – нельзя ругаться, я ведь теперь городская леди. Пусть в столице я временно, но это не важно. Самое главное сейчас – поймать эту несносную собаку, которая совсем, ну абсолютно меня не слушается. Сорвалась с поводка и умчалась за несколько кварталов со скоростью бешеной ракеты, и вот я бегу за ней как ненормальная и безуспешно пытаюсь поймать.
А ведь начиналось всё так тихо, мирно, спокойно…
Стою я перед нашим директором аграрного колледжа, потупив глазки, а он, опустив очки на нос, читает письмо, присланное ему из городской администрации.
– Ты же знаешь, Маслова, как сложно потом тебе будет наверстывать учебную программу, – произносит он и смотрит на меня так, словно я от него что-то скрываю. – А что, у твоей тёти совсем-совсем никаких родственников там нет? Некому помочь что ли, кроме тебя?