– Все-таки не надо было работать допоздна, – почесывая нос, издаю истеричный смешок. – В полнолунье я становлюсь слишком буйной.
– Поверьте, ваше буйство было прекрасно, но…
– Ой, лучше ничего не говорите, – зажмурившись, мотаю головой. – А то я точно умру от унижения.
Я изо всех сил стараюсь держаться непринужденно, но при этом чувствую, что еще пара-тройка минут – и моя маска мнимого спокойствия пойдет трещинами. Наружу полезут обида, досада и злость.
– Вы не против, если я пойду? – наскребаю остатки смелости и вновь поднимаю взгляд к лицу Рокоссовского. – Уже довольно поздно и…
– Конечно, Ева, идите, – он избавляет меня от необходимости объясняться. – Если хотите, водитель довезет вас до дома.
– Не нужно, я за рулем, – спешу отказаться.
Подрываюсь к лежащей на диване сумке и принимаюсь торопливо складывать в нее свои вещи: папки с документами, распечатки, стикеры, фломастеры, телефон.
Только бы не разреветься. Только ко бы не разреветься прямо у него на глазах.
– Я надеюсь, сегодняшний инцидент не повлияет на наше дальнейшее сотрудничество? – осторожно уточняет Рокоссовский, наблюдая за моими сборами.
– Ну, разумеется, нет, – силюсь улыбнуться. – Все договоренности в силе.
– Я рад, – выдыхает с едва уловимым облегчением. – Тогда до встречи завтра утром?
– Да, – вешаю сумку на плечо. – До встречи.
Вылетаю в коридор и пулей несусь вниз по лестнице. Можно было бы поехать на лифте, но в движении не так ощущается горечь, которая едкой кислотой раздирает нутро.
Господи! Ну что я наделала?! Зачем полезла к нему с поцелуями?
Это было так неуместно. Так нелепо и глупо… Ну о чем я только думала?
Дура. Дура. Дура. Мнила себя профессионалом своего дела, а в итоге прокололась на такой ерунде. Домогалась собственного босса! А от него ведь даже намеков не исходило…
Только сейчас до меня доходит, что даже в начале поцелуя Рокоссовский не проявлял ни малейшей инициативы. Он не наклонился ко мне, не обнял меня за талию, не протолкнул свой язык меж моих губ – в общем, не сделал ничего из того, что обычно делают заинтересованные в близости мужчины. Я сама подалась вперед, сама схватила его за рубашку, сама присосалась к нему поцелуем. Я все сделала сама!
А он лишь тактично дал заднюю…
Повезло еще, что Рокоссовский хорошо воспитан. Пытался взять вину на себя и как-то сгладить неловкость... Хотя, если честно, от этого ни черта не легче! Все равно чувствую себя попавшей впросак идиоткой. Взяла и одним дурацким порывом уронила себя в глазах мужчины.
Так обидно, что аж рыдать хочется!
Выбегаю на улицу и тут же прячусь в припаркованной неподалеку машине. Глаза жжет от наворачивающихся слез, а в горле першит тугой ком. Запускаю двигатель, обхватываю руками руль и, уронив на него лоб, горько шмыгаю.
Ева, Ева… Ну почему ты такая бедовая?
Пока машина греется, я позорно и по-девчачьи размазываю по лицу соленую влагу. Обычно я не из плаксивых, но сейчас слезы выходят из меня легко и даже как будто с напором. Словно давно копились в глубине души.
Я реву от гнева, от бессилия, от внезапно навалившейся тоски. А еще от страха, который медленно назревает где-то на подкорке. Я боюсь, так как понимаю, что отказ Рокоссовского ранил меня куда сильнее, чем я могла предположить.
Может, конечно, дело в том, что прежде мужчины никогда не шарахались от моих поцелуев… Но все же, думаю, причина не только в уязвленном женском самолюбии. Она еще и в том, что я, сама того не замечая, пропиталась симпатией к Максиму Андреевичу. Увлеклась им куда сильнее, чем позволяют наши рабочие отношения.
Наивно предположив, что мои чувства могут быть взаимными, я нырнула в омут с головой и в итоге ударилась об лед. Обожглась. Оступилась. Выставила себя дурой.
После случившегося пути назад нет. Время, увы, не отмотаешь. Теперь мне не остается ничего иного, кроме как собрать волю в кулак и сделать вид, что все в порядке. Я ни за что не должна показать Рокоссовскому своих уязвленных чувств.
Отныне между нами только работа. И ничего больше.
Глава 16. Ева
– Поэтому я бы хотела сделать акцент на том, что в первую очередь нужно внедрять новейшие разработки в бизнес крупных корпораций.
– Об этом Максим Андреевич говорит вначале, – недовольно вставляет Жанна. – Зачем повторять одно и то же?
Она перебивает меня уже в третий раз. И это жутко раздражает. Но на нас смотрит несколько пар глаз, и я вынуждена сохранять хладнокровие.