– Вначале он говорит об этом вскользь, как об одном из направлений, – перевожу взгляд на нее. – А в конце, как мне кажется, стоит упомянуть о господдержке, которая оказывается на всех этапах такого внедрения.
– Тогда уж лучше говорить о господдержке в первом абзаце, – усмехается Бойчук. – Как-никак это фактор мотивации.
– Первый восемь абзацев уже согласованы, – цежу сквозь зубы. – Мы не планировали их менять.
– Насколько я знаю, менять и улучшать текст – это ваша работа, – она высокомерно вздергивает подбородок.
Мне хочется вцепиться в ее редкое каре и поочередно выдергать каждый волосок, но вместо этого я лишь сдержанно улыбаюсь и со всем доступным мне спокойствием произношу:
– Но в таком случае посыплется структура речи.
– Так постройте новую. В чем проблема? – ухмыляется едко. – Или не справляетесь?
Я понимаю, что истинная причина ее злого сарказма вовсе не в тексте. Жанне просто нравится до меня докапываться. Нравится демонстрировать свое превосходство и выставлять меня дурой в глазах окружающих. Я поняла это еще в первую нашу встречу, а теперь снова убеждаюсь.
– Ну раз от вас исходит так много предложений, может, поможете их реализовать? – я упираюсь в нее прямым испытующим взглядом.
– Вы думаете, у меня нет своей работы? – оскорбленно округляет глаза.
– А что, есть? – я копирую ее мимику. – Просто вы столько интереса проявляете к моей, что я решила, будто вам больше нечем заняться.
По переговорной расползаются сдавленные смешки, а губы Бойчук превращаются в тонкую бледную нить. Я прекрасно осознаю, что нарываюсь на открытый конфликт, но мне, если честно, плевать. Устала терпеть уничижительные выпады в свою сторону.
– А вот хамить не нужно, – Жанна сужает глаза. – Я вообще-то для общего дела стараюсь.
– Так и я тоже. Поэтому позвольте мне, пожалуйста, закончить мысль. А уже потом можете высказать свои пожелания и задать вопросы.
В глазах Бойчук пляшут бешеные искры, но от очередного ехидного комментария она воздерживается. И я воспринимаю это как свою маленькую, но все же довольно значимую победу.
Опускаю взгляд к бумагам, прокашливаюсь и продолжаю прерванное ее колкостями выступление.
До отъезда в Арабские Эмираты остается чуть больше двух дней, поэтому команда, причастная к реализации международной экологической инициативы, работает в усиленном режиме. Каждый день мы засиживаемся допоздна. Совершенствуем и дорабатываем проект. Рокоссовский тоже принимает активное участие в обсуждениях, но в последнее время его часто нет на месте. Вероятно, решает какие-то более насущные вопросы.
– На этом у меня все, – заканчиваю я. – Буду рада выслушать вашу обратную связь.
Как ни странно, ни у кого, кроме Бойчук, замечаний нет. Я отбиваю несколько ее реплик, обещаю довести до ума обозначенные аспекты, и на этом наша летучка завершается.
Гремя стульями, коллеги расходятся по своим кабинетам, а ко мне приближается Федор Хмурый, помощник Рокоссовского.
– Правильно, что осадила Жанну, – негромко роняет он. – Иногда она зарывается.
Мы с Федей неплохо ладим. И, кстати, его фамилия совсем не соответствует характеру. Никакой он не хмурый. Вполне улыбчивый и открытый молодой человек.
– Спасибо. Язык давно чесался это сделать, – улыбаюсь я. – Она со всеми такая? Или конкретно меня невзлюбила?
– По большей части со всеми, – отзывается он. – Но к тебе, конечно, особенно неравнодушна.
– Так я и думала, – хмыкаю.
– Не хочешь кофе выпить? – неожиданно предлагает Хмурый. – Там за углом прекрасный кофейный автомат.
– Не откажусь. Учитывая то, что сегодня я спала лишь пять часов.
– Работала? – сочувственно роняет он, открывая передо мной дверь.
– Вроде того.
На самом деле работа здесь ни при чем. Мне не спалось из-за Рокоссовского. Точнее из-за воспоминаний о нашем поцелуе, который закончился так нелепо...
Я сотню раз пыталась убедить себя в том, что эта ситуация не стоит моих нервов, но она по-прежнему меня триггерит. По-прежнему цепляет за живое.
После случившегося мы с Максимом Андреевичем виделись только мельком. Короткие кивки головой в знак приветствия, мимолетные взгляды, брошенные друг на друга на совещании, и пара ничего не значащих формальных фраз – вот и все наше общение.
Расстроена ли я этим? Пожалуй, что нет.
Отныне мне хочется держать дистанцию. Ведь на расстоянии гораздо проще притворяться, что все хорошо.
– Эспрессо? Американо? – интересуется Федя, становясь у кофейного автомата.
– Давай Американо.
Он нажимает соответствующую кнопку, а я достаю из сумки карточку и тянусь к терминалу, чтобы оплатить напиток, но Хмурый меня опережает: