Мария от этого всхлипнула, подумав о маленькой жизни, под рукой Антона. Он же истолковал все по-своему.
— Машунь, — развернул ее к себе, — прости меня! — наклонился близко к ее лицу, чтобы, пусть и в полумраке, но смотреть в глаза.
А голос хриплый, дрожащий.
— Ты мне очень дорога! Я…
— Антон, не надо… — еле смогла выдохнуть.
— Не надо, — легонько поцеловал ее в губы. — Не надо нам с тобой больше ругаться, — и снова поцелуй.
— Да, Антош, ты прав. Больше никогда не будем ругаться, — улыбнулась, а из глаз скатились слезы, стекая по вискам на волосы, попадая на пальцы Антона, поглаживающие ее щеки.
— Ну не надо, Машенька, — снова прошептал, начав целовать ее лицо. — Не плачь, милая, — и впился в ее губы.
Горячий поцелуй, очень чувственный, но с примесью горечи. И они оба будто старались эту горечь стереть. Еще никогда их ссора не заканчивалась вот так. А тут прямо накрыло!
— Ты нужна мне, Маша! — проговорил ей прямо в губы и снова поцеловал.
И она действительно ощущала, что нужна ему, как и он ей. Потому в этот момент позволила себе проявить… слабость, пусть будет так, и поддаться его рукам, губам. И сама обхватила Антона, нависшего над ней, руками и ногами. И не нужно им сейчас слов. Нужны касания, нужно быть как можно ближе, кожей к коже, душой к душе…
Антон покрывал поцелуями губы Маши, шею, грудь, а она пыталась впитать, запомнить эти прикосновения, как помнили подушечки ее пальцев, какая на ощупь кожа Антона.
Задыхалась от всех эмоций, от чувств, мотая головой из стороны в сторону, двигаясь синхронно со своим любимым. А он, целуя, сжимая в объятиях, врываясь в нее, беспрестанно, как одержимый, повторял ее имя, выдыхая каждый звук в кожу Маши. Кажется, и уснул с ее именем на губах.
Мария же долго еще не спала, обводила взглядом каждую черточку лица Антона в свете луны, пробивающемся через окно. Рассматривала подрагивающие ресницы, расслабленные брови, которые он так часто сводит, хмурясь, губы… Просто хотела насмотреться.
Много сегодня за вечер обдумала. И пришла к выводу, что Антон, наверно, не виноват. Просто он такой. И нельзя требовать чего-то, что ему не дано. Нужно просто смириться, воспринимать этого мужчину таким, каков он есть. Или не воспринимать никак.
* * *
— Доброе утро, — целуя, Антон будил Машу.
— Доброе… — вздохнула она.
— Ты будильник забыла поставить, — прошептал, поглаживая ее по волосам.
— Я не иду сегодня на работу. Саша выйдет. А я отдохну. Мы вчера договорились, — еле открыла глаза.
Уснуть удалось лишь под утро. Потому сейчас титанических усилий стоило произнести каждое слово.
— Блин! Если бы знал, не будил бы тебя. Прости! — снова поцеловал.
— Ничего, все нормально, — провела и она рукой по волосам Антона.
— Кофе готов. Принести тебе?
— Нет, я на кухне попью.
Мария слегка улыбнулась, но как-то так отрешенно, с грустью, что у Антона аж сердце сжалось. Видимо, осадок остался после вчерашнего. Оно и понятно, ему и самому от всего еще паршиво. И сам себе мысленно поклялся, что сделает все, чтобы загладить свою вину, чтобы его дорогая Маша больше не плакала.
Мария все-таки встала, чтобы с ним на кухне выпить кофе. Правда, к самому напитку почти не притрагивалась, так пригубила.
— Надо было тебе все-таки остаться в постели, совсем сонная, — погладил ее руку Антон.
— Все нормально. Я провожу тебя, — и снова эта странная улыбка.
Кивнул. Действительно пора собираться на работу. Маша вышла с ним в коридор. Поцеловались на прощание. И вроде все нормально, но у Антона все больше и больше начинала пульсировать какая-то тревога внутри.
— Так не хочу никуда идти. Если бы мог, тоже взял бы отгул, но… Сегодня мне точно надо быть в салоне, — шептал ей в губы.
— Иди, Антош, а то опоздаешь, — провела рукой по его щеке.
— Да… До вечера! — и направился к двери.
Уже щелкнул замком, но вдруг обернулся. Смотрит так, вроде сказать что-то хочет. И руки то сжимает в кулаки, то разжимает. И вдруг, так же без слов, как рванет обратно к ней!