Он не знал, что сказать в ответ, и осторожно поцеловал ее в щеку, в шею, провел пальцами по спине, по острым, будто плавник, позвонкам, погладил ключицы. От нее приятно пахло, будто весной на Неве, когда корюшка идет на нерест, кожа оказалась прохладной и влажной, а по цвету напоминала яблочную мякоть. Накки улыбнулась и тоже протянула к нему руки. Ее длинные тонкие пальцы прятались в его волосах, скользили по шее, охлаждали разгоряченные плечи и грудь под футболкой, выводили на них затейливые узоры. Склонившись к лицу Ильи, она ненадолго замерла, будто обнюхивала его, потом лизнула в шею, пососала мочки ушей. Ощущения у него были странные, но пожалуй, довольно приятные, хотя он пока не мог это толком объяснить.
Накки отклонилась назад. По-видимому, она осталась довольна знакомством и не собиралась оттягивать следующий этап.
— Нравятся? — спросила девушка, демонстрируя свои сокровища.
— Да, — неловко улыбнулся Илья.
— Тогда поласкай их, — велела Накки и придвинулась ближе. Ее тон явно не допускал пререканий, но Илью, как ни странно, успокоило и растрогало то, что и водяной деве, хищнице, затащившей на дно не одного хмельного простака, хочется просто быть желанной. Обнаженное женское тело, такое близкое и доступное, показалось неожиданным царским подарком судьбы, а про подвохи Илья больше не хотел думать.
Вкус ее грудей тоже напомнил сочное яблоко, только уже перебродившее на солнце и превратившееся в осенний нектар. Он даже не хотел спешить с проникновением и с удовольствием мял их, облизывал, поочередно целовал соски, чувствуя, как она вся теплеет и смягчается от его дыхания. А редкий скрип половиц и стен, в такт завыванию ночного ветра, распалял его собственное волнение. Зима будто отгородила от всего мира с его хваленой моралью этот жуткий дом, в котором несколько человек, включая Илью, непрерывно играли с огнем, лгали, подозревали, насмехались, сторонились. И Накки сейчас была самым искренним существом, когда-либо переступавшим его порог, а эта ночь — самым светлым из всего, что происходило под его крышей. Без сомнения, этим двоим было что поведать друг другу, но все знания, тайны и запретные навыки вылились в страсть, голодную, болезненную, ласковую.
Наконец Илья поцеловал ее в губы и будто упился этим нектаром, утонул в нем, опьянел от духа чуть пожухлой травы, остывшего озера, грибов, сытной тыквенной похлебки.
— Ты сладкий, Велхо, — сказала девушка, поигрывая с кулоном в виде клыка на его шее.
— Так выпей меня без остатка, — отозвался он также шепотом. Видя, что он не намерен сопротивляться, Накки приподнялась, и Илья наконец с облегчением подвинул к себе затекшие ноги. Она посмотрела на него и облизнула губы.
— Я ведь могу сделать тебе больно, — заметила девушка.
— И не сомневаюсь, что сделаешь, но мне уже нечего бояться, — усмехнулся Илья. — Я только хочу понять, что я еще жив, что не все внутри вымерзло. Через боль — ну и ладно, выдержу, не стеклянный и не сахарный.
Немного помолчав, он спросил:
— Все-таки почему ты явилась?
— Здесь нужна женщина, — загадочно улыбнулась Накки. — А еще ты мне нравишься, я ведь давно тебя знаю. Не только твое тело, хотя и оно тоже очень нравится...
Тут Илья невольно вспомнил, как они с Леной купались в озере и что-то удержало его от мгновенного прилива страсти. Он привык к смутному ощущению, что за ним кто-то наблюдает, то предостерегая, то подбадривая, но прежде не думал, что это может иметь еще и трогательный оттенок женской ревности.
Она снова прижалась к нему, ее грудь, красная от его ласк, тяжело подымалась, треугольник волос под животом увлажнился. Терпеть больше не было сил, желание стерло остатки страха, и если это и был морок, то сейчас Илья искренне хотел обезуметь. Накки впилась в его губы так жадно, что он не успевал глотнуть кислорода. Она кусалась и тут же зализывала укушенные места, сорвала с него футболку и покрыла шею и плечи жесткими поцелуями, впилась длинными заскорузлыми ногтями в его спину. Это в самом деле было больно, по-видимому, она содрала кожу и Илья почувствовал, что кровь потекла из ранки.
Тут он решил все же напомнить, кто есть кто, подхватил Накки за бедра и накрыл ее собой. Кулон тоже пришлось снять, чтобы не мешался между ними, и Илья сполна ощутил близость их разгоряченных тел. Она уже сдавалась, ее ноги раздвинулись, а глаза заволокло пеленой сладострастия, но он все равно ее удерживал одной рукой, а другой быстро высвободил напрягшуюся до боли плоть и стал надавливать. Было тесно, но он почти не дал ей привыкнуть и одним толчком проник на всю глубину, сцепился с ней в единую конструкцию жуткого авангарда. Илья двигался резко, почти насилуя ее, и не жалел тонкую кожу, которой изрядно доставалось без презерватива. Накки совсем присмирела, изредка стонала и больше не царапалась, только гладила и мяла его спину и ягодицы.