Но поначалу ключ без конца выскальзывал из его рук, и оставалась только боль и дикая опустошенность. Илья воображал себе этот барьер в виде стеклянного сосуда, который он пытался раздавить руками, и фантазия была столь яркой, что у него действительно болели ладони. Каждая попытка завершалась неудачей — руки то соскальзывали, то ломали стекло на мелкие осколки, впивающиеся в кожу, и тогда непременно начинались лютые спазмы. Вдобавок тошнило и темнело в глазах, хотя кровь шла уже не каждый раз. А в перерывах между этими самоистязаниями еще приходилось держать марку перед Сонией и ее подружками, и даже заигрывать пуще прежнего, чтобы каждой показалось, будто именно у нее есть шанс охмурить загадочного гостя.
Однажды, когда «сосуд» в очередной раз не поддался, Илья впился в ладони зубами, будто пытался вытащить воображаемые стеклянные занозы, и тихо застонал:
— Да помоги же, чертова старуха, помоги!..
Прервавшись почти на полуслове — не от страха выдать себя, а от бессилия, — он улегся и бесцельно глядел в потолок. Понемногу его затягивал душный анабиоз, и лишь на самом краешке сознания что-то подхлестнуло изнутри. Сильно, со всего размаху, так что Илья тут же скинул с себя тяжелую одурь, и очередная порция боли в висках уже показалась спасением, отрадой. Чуть отдышавшись, он снова прикрыл глаза и боль стала отступать. Огненные пятна исчезли, вокруг простиралась только голубоватая полумгла, но это уже не было нездоровой дремой. Силы понемногу возвращались и Илья снова с осторожностью стал представлять ненавистный сосуд. Гладкая поверхность уже была вся в испарине, ему казалось, что руки вновь неизбежно соскользнут, и все же он собрался с силами и надавил.
И сосуд не выскользнул, но и не превратился в стеклянный мусор, — он медленно разошелся одной ровной трещиной, как ткань по шву. А когда Илья мысленно дотронулся до места раскола, он не нащупал ни одного острого зубца, ни одной заусеницы.
Он не сразу принял эту мысль. За несколько лет Илья привык ко всякой чертовщине, врывающейся в мирную жизнь без предупреждения, но сейчас успех представлялся ему слишком призрачным, чтобы так быстро поверить в него и привыкнуть. Скорее он бы поверил в гораздо более мрачный исход.
Поднявшись с постели, он глянул в зеркало, будто рассчитывал найти какие-то зримые изменения, но увидел все того же бледного светловолосого мужчину с красивым и бесстрастным лицом, с ледяными глазами и крепко сомкнутым ртом. Впрочем, жизни и света в этих глазах все же прибавилось, они словно стали ярче, как если бы лед отражал безоблачное синее небо.
За эти дни у Ильи совсем не оставалось сил и времени, чтобы подумать о Лене, и боль от призрачного стекла пересилила жжение в душе, не желающей смириться с утратой и опозданием. Он знал, что любовь к ней останется навсегда, пусть юношеская страсть и остыла давным-давно, но отпустил и ее, и себя в дальнейшую жизнь, без лишних слов, молитв и бессмысленных обид.
Вечером того же дня Илья наконец выбрался на улицу, надеясь успеть на почту, чтобы позвонить Яну. Он беспокоился, как бы Кави не решила, что он совсем о ней забыл. На самом деле она, разумеется, знала, что ему необходимо справиться самому, но все-таки Илья вздохнул с облегчением, когда она бросилась навстречу и положила лапы на его плечи, тут же заляпав мокрым снегом.
— Ну здравствуй, хорошая моя, — сказал он, гладя собаку по загривку. — Скоро нас с тобой ждут действительно серьезные дела. Я надеялся, что обойдется без этого, но что теперь вспоминать? Не осталось у нас выбора. Лишь бы что-нибудь в последний момент не сорвалось...
Кави обнадеживающе лизнула ему руку и они отправились в путь, хотя Илья еще не вполне представлял, что скажет сыну. Искать компромисс между честностью и нежеланием травить душу ему и себе на деле оказалось очень сложно. Но мальчик, как это часто бывает, оказался мудрее взрослого и сразу спросил:
— Папа, случилось что-то плохое?
— Да, Ян, — вздохнул Илья. — С Леной произошел несчастный случай, и... в общем, она не выжила. Я не хотел говорить тебе, пока не вернусь, но ты же у меня догадливый...
— И правильно, что сказал, — заметил Ян и на некоторое время приумолк. Затем он вздохнул и промолвил:
— Ты не бойся, пап, со мной все будет в порядке. Ты только себя береги, пожалуйста!
— Конечно, буду беречь, — заверил Илья. — Я уже совсем скоро вернусь, обещаю. Мне пока сложно объяснить, но у меня здесь осталось еще одно дело.