- Аллерги… - тут свояченица получила королевский щипок. - О Боже, вы ущипнули меня… при людях!
- Любя, любя! Будет синяк - я сам объясню Канцлеру, что это от меня… вместо ордена! Девочки, да вы кислые почему-то? Может, я помешал?
Альбина сухо сказала:
- Немножко, нам с принцем… Но мы потерпим.
- Что? Ага, ясно. Нет, лично я детям не помеха. А вы, дамы, - накушались? Тогда пойдем, пусть поворкуют свободно. Пошли, пошли… Зато я вам новость скажу расчудесную! А может, и покажу…
Направляясь к дверям, Флора заметила наверху Патрика и послала ему воздушный поцелуй. В связи с этим последовало замечание Оттилии:
- Есть мнение, сестрица, что тебе не под силу стало отвечать за своего воспитанника. Он сам уже воспитывает других! Причем - отвратительно…
Королева не успела ни возразить, ни понять сказанного: дворецкий распахнул перед ними двери.
А Патрику, должно быть, казалось, что детки двух королей и в самом деле воркуют интимно. Но он старался не смотреть вниз, у него было дело: устроить так, чтобы Марселла увела подальше от греха маленькую дочь музыканта, чтобы уложила ее - для чего девушке настойчиво был вложен в руку тот же ключ. Так, это сделано, они уходят…
Затем Патрик сел у столика с розой и хотел заставить себя сосредоточиться на ней: и впрямь ведь необычная вещь. Возродилась, можно сказать, из пепла. На глазах растет и как бы смелеет! И - голубая, что само по себе невиданно. А все же чудесная эта ботаника слабо отвлекала его от "воркования" там, внизу! Невидимая гитара взяла аккорд, другой - и голос, неведомо кому принадлежащий, запел про случай очень похожий на удел немого поэта:
Они мои дни омрачали
Обидою и бедой -
Одни своею любовью,
Другие своей враждой.
Они мой хлеб отравили,
Давали мне яда с водой -
Одни своею любовью,
Другие своей враждой.
Но та, кто всех больше терзала
Меня до последнего дня,
Враждою ко мне не пылала,
Любить - не любила меня…
( Стихи Генриха Гейне (перевод С.Маршака) )
Между тем внизу происходил такой разговор между двумя Их Высочествами:
АЛЬБИНА. Так что, принц, - не нравлюсь я вам? Нет, вы не косите глазом на галерею. Ну? Только начистоту!
ПЕНАПЬЮ. Я не косю… Нравитесь… А вот этот нервный сударь, ну, который на дуэль может… он все-таки ваш поклонник или той девушки?
АЛЬБИНА. Какой еще девушки?
В эту минуту наверху вновь была Марселла: от нее и Патрика сейчас отошел, благодарно прижимая руку к сердцу, успокоенный отец маленькой егозы: только теперь он сможет грамотно "пилить" свой контрабас и не погибать от страхов…
АЛЬБИНА. Так про какую девушку вы спросили? Увидев, о ком речь, она засмеялась.
- Патри-ик! Патрик, о чем ты там со служанкой? Отошли ее, ты мне нужен…
Наверху это вызвало небывалую, неслыханную дерзость в ответ. Марселла, видимо, не зря говорила: "какая-то я опасная делаюсь". Вот что она швырнула принцессе - громко и бурно:
- Да уходит служанка, уходит! Он вам нужен? Как кошке - мышь!
Изумлены, понятное дело, были все. Но и сама Марселла тоже! Изумлена и напугана. В страхе зажав себе рот обеими руками, поскольку подобные выражения так и рвались из нее наружу, она выбежала вон.
Внизу Альбина искала глазами кого-нибудь, кто объяснил бы случившееся.
- Она что, рехнулась? Нет, вы слышали? Наверное, подпоили ее на кухне… И что теперь? Она будет тешить себя надеждой, что я спущу, забуду? Напрасно! Ее злит, что мне нужен Патрик… Да тут ревность, господа! Умора…
Патрик! Что-то я хотела? Чертовка, она сбила меня… Да, Патрик! Шел бы ты к нам, в самом деле… Нет ли у тебя новых стихов для меня? Во внутреннем кармашке наверняка найдутся, а? Ну пожалуйста! Очень уж надо, понимаешь ли, показать нашему гостю, каким бывает настоящее мужское чувство…
Слушай, а давай, я прочту ему то, что ты мне в марте написал, в свой день рождения! Обратите внимание, принц: не в мой день, а в свой! Можно, Патрик? Не разозлишься?
Поскольку автор стихов не выразил согласия, Пенапью позволил себе заметить:
- Мне кажется, Ваше Высочество, что всякий сочинитель прочитал бы сам. Но не во всяком обществе! Меня он не знает: а может, я не достоин? Или другая есть неловкость…
Альбина нетерпеливо объяснила:
- У Патрика только одна неловкость: он немой. Иначе, конечно, прочел бы. Так слушайте же!
- Как… немой? Совсем?
- Как рыбка.
- От рождения?
- Ну, или с возраста этой подружки вашей - какая разница? Итак, вы говорили, любовь - она как джунгли для вас? Вот поучитесь, как ведут себя мужчины в этих джунглях!
Полдень.
Любимая, вам еще спится?
Солнце в зените - веселый предлог
Свистнуть под окнами - и повиниться:
Я, мол, подснежников вам приволок.
Много! Чтоб в них окунуться могли вы!
Я их возами дарить вам готов,
Чтобы ваш смех раздавался счастливый,
Чтоб так и шли вы - дорогой цветов…
Это, между прочим, не только на словах было! Погодите, а как там дальше? Сейчас… "Чтоб так и шли вы дорогой цветов…" Забыла! Патрик, а если дальше я - своими словами… - ничего? Не страшно, я думаю? Черт, что ж там шло-то после "дороги цветов"? - Альбина в досаде щелкала пальчиками.
А дальше случилось - невероятное! Следующую строфу - но не прежнюю, нет, а только что сочиненную! - прочел… немой Патрик. Слова произносились медленно, но очень внятно, в такт осторожным его шагам - он спускался по лестнице, с трудом отклеивая от перил руку и сильно смахивая на человека под гипнозом:
ПЕНАПЬЮ. Так это был розыгрыш - насчет немоты?
АЛЬБИНА. Я падаю, держите меня… Как это, почему? С детства же ни звука… и вдруг… Папа! Мама! Вот! Вот что такое настоящее чувство - понятно?! Нет… вот именно, что ничего не понятно… Люди! Врача!
И Альбина выбежала вон - собирать свидетелей, делиться своим потрясением…
- Пресвятая дева… Это не сон? Я произнес эти стихи вслух? - - спрашивал Патрик (сам он был ошарашен больше всех, конечно!).
- Говорите же еще, еще! Упражняйтесь! - поощрял и подхлестывал Пенапью. - Ну? Ваше имя?
- Патрик… - чувствовалось, что он пробует слово на вкус и на вес. А может, еще и на цвет и на запах!
- Молодец. А мое - знаете?
- Пенапью. Симпатичное слово… птичье, да?
- На птичье я согласен! Мне раньше казалось, что оно больше с пивом связано… Так, прекрасно… А теперь спойте что-нибудь. Чтоб уж совсем убедиться. Сможете?
Патрик смущенно оглянулся - наверху сгрудились музыканты, они были взволнованны. Заговорили наперебой:
- Наши поздравления, господин Патрик!
- Сударь, это поразительно… Отчего это с вами?
- А правда, попытайтесь спеть, а? Свое что-нибудь!
- Только с вашей помощью, конечно… И не судите строго: я как пьяный сейчас… Почему именно сегодня, а? Никто не знает? Братцы, что хотите думайте обо мне, а я скажу: нравится мне мой новенький голос! Петь? Извольте! Ярмарочным зазывалой? Тоже могу! О небо… спасибо, но я не понимаю, за что… и почему именно сегодня, сейчас… Шатает меня, я сяду. Нет, встану все-таки. Начнем… не то я заплачу, это будет глупо и неинтересно…
И бывший немой запел:
О чем я тут собрался напевать?
Про что моя последняя страница?
Трех лучших я хочу короновать…
Трем главным я желаю поклониться…
Какие бы настали холода,
Когда б не наши три великих чувства:
Любви, во-первых,
Во-вторых, стыда,
И в-третьих, наслажденья от искусства!
Безумие - страдать из-за принцесс,
Которые вас нежно убивают…
А все ж любовь - божественный процесс,