Многочисленные физические и психологические травмы сделали свое дело — Тамара действительно напрочь забыла о своем красноярском приключении. Больше того, из памяти исчезли события последних двух лет. Она уже не помнила о своей былой безумной любви к Владу, о готовности в любое мгновение доставить наслаждение господину ценой немыслимых мучений. Ни малейшего намека на какие-либо воспоминания. В голове вообще не было никаких мыслей. Последнее время она жила, как бревно — столько же чувств и столько же мыслей. Автоматически просыпалась по звонку будильника, автоматически завтракала, автоматически выполняла работу, автоматически ужинала и ложилась спать. Думать, вспоминать перенесенное двойное насилие и унижение было очень больно. Проще было все забыть и ни о чем не думать. Так лучше. Зато неразделенная любовь не терзала больше ее сердце, в душе было тихо и спокойно. И хорошо, что родители всегда рядом. Самой не нужно больше думать и принимать решения. Все будет так, как решат родители.
Неделя проходила за неделей. Сошли синяки, зажили травмы. Прекратились тошнота и частые головокружения. От спокойной жизни Тамара даже поправилась, слегка прибавив в весе. Из равновесия ее не выводили даже бесконечные материны вопли о том, какая же она дрянь и низкая шлюха, проститутка и подстилка. А может, и не равновесие это было, а полнейшее безразличие ко всему окружающему?
Осень плавно катилась по проложенной миллионы лет назад орбите. Только начало ноября, а на дворе — настоящая зима. Мороз хоть и небольшой — всего-то семь градусов, зато снегу намело по щиколотку.
Отец слег с радикулитом, и Тома впервые за два месяца отправилась на работу без сопровождения. Ни радости, ни переживаний по этому поводу она не испытывала. Она вообще уже два месяца не испытывала ничего — ни физически, ни морально. Она, словно бедный мальчик Кай, оказалась заколдована Снежной Королевой. Все ее чувства замерзли. В голове — ни мыслей, ни воспоминаний. После того страшного вечера прежней Тамары больше не существовало. Она сломалась, душа ее умерла. Вместо хрупкой маленькой женщины теперь был такой же маленький робот. Он жил по заданной программе, ни на йоту не отступая от нее. Исполнял только то, что ему говорили, не задумываясь особо, действительно ли он должен это делать. Мать говорила: "Вымой посуду" — Тома мыла посуду. Начальник говорил: "Подпиши эту бумагу" — она подписывала все, что подсунут. Сказали бы — "А теперь ложись на рельсы и жди своего поезда" — легла бы и, не ропща, ждала, сколько потребуется.
У проходной кто-то осторожно взял ее за руку и повел в сторону. В голове что-то было всколыхнулось (что-то неприятное связано с этим человеком?), но тут же погасло. Она послушно села в машину, не думая о том, что опаздывать на работу нельзя. Она просто выполняла очередную программу.
Ехали молча. Минут через пятнадцать машина остановилась у незнакомого дома. Мужчина повел Тамару, опять же за руку, как маленького ребенка, в чужой подъезд, завел в чужую квартиру. Опять же без лишних слов начал ее раздевать. И вновь в голове прорезалась было мысль, Тамара вырвалась, сказала бесцветным, безжизненным голосом: "Нет, нельзя". Но, услышав в ответ: "Ты — моя раба, ты должна исполнять мои желания", в голове снова все затуманилось. Ну что ж, должна — значит должна. Сопротивление было сломлено, практически не начавшись.
Мужчина делал с ней что-то, причиняя безумную боль, но она должна терпеть — и она терпела, стиснув зубы. Ни крика, ни стона. Лишь изредка страшный вздох вырывался из груди…
Потом ее отвезли обратно к проходной. На справедливое замечание начальника о недопустимости опозданий она тупо отвечала: "Мне надо было, я ведь должна…" Так ничего и не добившись от странной подчиненной, Косилов оставил несчастную в покое.
Влад
Он таки добился своего. Не так, как хотел, не так, как планировал. Все произошло грубо и отвратительно, теперь Владу самому было стыдно за тот жуткий вечер. Он ведь только хотел помириться с Тамарой, а вместо этого беспощадно избил ее и гнусно изнасиловал. От воспоминаний о том вечере в душе было гадко и противно, но в то же время так сладко ныло в паху — ах, как хорошо ему было, ах какое невиданное доселе удовольствие он испытал!
После долгожданного "сеанса любви" с Тамарой все пошло по накатанной дорожке. Он теперь каждую ночь удовлетворял свою "бездонную бочку". В обеденный перерыв успевал "оприходовать" какую-нибудь красотку, ну а вечером — это уж само собой…
Но мысли о Тамаре не уходили. Было безумно жаль Малышку, хотелось упасть на колени и молить о прощении. Пытался подкараулить ее у проходной — без толку, Тома не появлялась. Звонил — бросала трубку. Позже — вообще бред, и утром и вечером появлялась только в сопровождении родителей.
А время шло… Заряд энергии, полученный от Тамары, явно сходил на нет. Снова Монстр реагировал на Любашу крайней унылостью. И снова дражайшая супружница начала одаривать Влада колкими намеками. И в очередной раз его стал бить мандраж: а вдруг после всего произошедшего Тамара его больше не подпустит? А вдруг так и будет везде появляться только в компании дорогих родителей и он не сможет ее увезти хотя бы силой. Да, он снова готов был применить силу, если не получится по-хорошему. А что делать, не оставаться же евнухом с ранней молодости!
Теперь Влад "дежурил" у проходной каждый день утром и вечером. Ну не могут же старики "пасти" ее вечно! Ну должны же они когда-то ослабить контроль! И таки дождался. Впервые за два месяца Тамара шла на работу одна, без конвоя.
Влад подошел к ней тихонько, не желая в очередной раз устраивать громкую разборку на глазах любопытной публики. Приготовился уговаривать, извиняться, угрожать — все, что угодно, только бы очередной раз зарядиться энергией, чтобы после хоть месяц чувствовать себя полноценным мужиком.
Но, на удивление, ни извиняться, ни умасливать Тому не пришлось — она покорно пошла за ним, как собачка на привязи, так же покорно села в машину. Ни слова не сказала до самой квартиры Нетёсова, куда он отвез ее. Только там, когда он непосредственно "приступил к телу", подала было слабый, какой-то бесцветный голос: нельзя, мол, да быстро притихла после напоминания о том, кто есть кто.
Но что-то было не так. Да, она снова была той покорной рабыней, предоставляя свое тело в полное и безграничное пользование господину. Но уже не так, как раньше. Теперь она стала похожа на тряпочную куклу — такая же мягкая и податливая, но и такая же бесчувственная. Да-да, именно бесчувственная! Владу казалось, что Тома не чувствует даже боли. Странно, кровь все так же стекает ручейками по его ногам, а Тома не кричит, не стонет, не пытается вытолкнуть из себя безумного Монстра. Только жуткий, нечеловеческий вздох вырывается из груди время от времени. Что с ней? Неужели он так напугал ее в прошлый раз?
На следующий день Влад повторил заход. И все получилось в точности, как накануне. Только на сей раз ему не пришлось даже напоминать Тамаре, что она — раба и обязана услаждать своего господина. Теперь он не услышал даже вчерашнего безжизненного голоса. Вместо прощания сказал:
— Я подъеду завтра в обеденный перерыв. В час будь на проходной.
Тома не ответила, даже не кивнула. В равнодушных глазах лишь мелькнуло: как скажете, господин.
Теперь почти каждый день вместо столовой Тома оказывалась на квартире Нетёсова, где все так же покорно исполняла долг. Влад по-прежнему не слышал от нее ни слова. Сначала его радовало восстановленное наконец-то статус-кво. Приятно быть господином, черт побери! Но постепенно Тамарино затянувшееся молчание стало раздражать и беспокоить:
— Что с тобой, Малышка, ты здорова?
В ответ — лишь непонимающий вопроса взгляд.
— Томусик, ты себя хорошо чувствуешь? — тишина.
— Заинька, ты боишься меня? Ты молчишь, потому что я сказал, чтобы ты не смела рот раскрывать, да? Маленькая, я пошутил. Поговори со мной, Малыш.