Только спустя неделю снег успокоился, и сквозь серую пелену проглянуло солнце. Истощённая, я предприняла ещё одну попытку связаться с Брайсом, но дозвалась только Найру, которая сообщила, что часть войска возвращается в долину.
– Кажется, и огненные среди них. Прости, не могу сказать точно. Волшебство изрядно их потрепало…
И снова ожидание, от которого я места себе не могла найти. Постоянно отдавать энергию раненым было нельзя – это могло привести к головокружению и обморокам, к тому же я оставляла силы для мужа, которому тоже могла потребоваться помощь.
Но спустя два дня в дом у озера вошёл не Брайс – воин в синем плаще со знакомой эмблемой огненного дракона.
– Госпожа, – поклонился мне мужчина. – Простите, что я без приглашения, госпожа.
Он волновался, это было сразу видно, и сердце моё упало.
– Брайс?..
– Жив, полагаю. Я должен рассказать вам, что произошло.
– Прошу, проходите, – прошептала я. – Как к вам можно обращаться?
– Теон, госпожа.
– Хорошо. А вы зовите меня Юной.
В гостиной я велела подать чай, и мужчина, едва глотнув, начал говорить.
– После того, как разбили два отряда ламьеров, погода стала невыносимой. Мы попали в белый вихрь, и, хотя не двигались с места, казалось, что нас уносит всё дальше от места стоянки. А потом Брайс увидел дракона… То есть он так описал это существо, смотрящее издалека сквозь пургу. Никто больше не видел его чётко, только странные очертания. Мы долго ждали, когда оно приблизится, но зверь, или кто это был, бродил средь пелены, и тогда Брайс решил сам подойти к нему. Он велел нам держать позицию, и сказал, что вернётся через пару минут…
Я перехватила тяжёлый, виноватый взгляд мужчины, и сказала спокойно:
– Прошу, продолжайте.
– Но не вернулся ни через несколько минут, ни через час.
– Он не мог потеряться, – уверенно сказала я.
– Не мог. Огненные прекрасно ориентируются по теплу, особенно человеческому. Поэтому мы и не боимся буранов. Но когда снегопад угомонился, и мы попытались нащупать след командира – не ощутили ничего. Он как сквозь землю провалился.
Я старалась сдерживать эмоции, но из-за горечи голос стал сиплым и тихим.
– Это существо могло схватить его?
– Не знаю. Если магия – то она, конечно, способна причинить вред, но мы бы всё равно нащупали знакомое тепло, как бы далеко командир ни ушёл. Десять воинов остались в горах, ищут. Меня послали к вам передать последний приказ Брайса: ни в коем случае не покидать долину.
– Я поняла. Благодарю вас.
Мужчина поднялся, и я только тогда увидела в его руках какой-то мешочек.
– Вот, госпожа, – сказал Теон. – Здесь его перстень. Мы нашли его возле одного из камней.
Я приняла мешочек, и, когда достала оттуда знакомого синеглазого дракона, едва не выронила его тотчас на пол: на ободке, меж витиеватых узоров, были заметны багровые разводы…
– Он был ранен?
– Возможно. Мы видели несколько небольших пятен крови – судя по всему, травмы несерьёзные.
Я закрыла глаза, не слыша биения своего сердца.
– Саэру Лоэву сообщили?
– В поместье отправился ещё один воин из отряда. Сами понимаете, посылать птиц сейчас бесполезно, на них часто нападает магия.
– Понимаю. – Я крепко сплела пальцы, чтобы не расплакаться. – Куда вы теперь, Теон?
– Вернусь искать командира.
– Так сразу? Даже не отдохнёте?
Он кивнул, так и не подняв на меня глаза.
– Ладно. Тогда позвольте хотя бы дать вам немного живительной силы, чтобы в пути вы чувствовали себя хорошо.
– Не знаю, госпожа, – смутился воин. – Не уверен, что это правильно…
Я сама взяла его за руку, и напитала так, что перед глазами на мгновение потемнело.
– Вот теперь идите, и, прошу, сообщайте мне обо всём, когда будет возможность.
– Обещаю, госпожа. Храни вас предки! Уверен, мы вскоре отыщем Брайса и все вместе вернёмся домой.
Я не пошла в больницу на следующий день – сила лилась нестройно, магия слушалась плохо. Ночью я плакала, и проснулась опухшей и истощённой. Мне не хотелось впадать в отчаяние, но, даже зная, что труд спасает, нельзя было рисковать здоровьем других людей. Начни я помогать в таком состоянии – вдруг только хуже сделаю?
После завтрака я вышла пройтись на веранду, где мы любили бывать с Брайсом. В такую погоду всё казалось болезненным: и бледные, в белом налёте, ели, и серое небо, и почти чёрные воды озера.