– Дураки они, – лениво и безразлично говорила Анюта про одноклассников.
– И дуры, – соглашалась Юлька.
Над Юлькой в классе смеялись даже больше, чем над Анютой. А почему – непонятно. Хотя, конечно, если бы не Максик Гуревич, ничего бы и не было. Началось всё ещё во втором классе, когда Юлька придумала себе прадеда-грузина.
Однажды Юлька шла из школы домой и грустила. Просто так, ни по чему. Мысли текли медленно и печально. На светофоре подошёл к ней седой старик и вдруг заговорил. Не по-русски. Юлька распахнула глаза. Старик был красивый, горбоносый, с лицом, изрезанным глубокими морщинами, и с пронзительными чёрными глазами. Таких стариков Юлька раньше только в книжках видела.
– Простите, – сказала она, – я не понимаю.
Старик заговорил опять. Юльке даже жарко стало. Может, она заболела и перестала человеческий язык понимать? Слова лились, как вода из высоко поднятого кувшина, – на камни. В них было так много звуков «г», «х», «р», будто не человек говорил, а горы. И Юлька слушала, пока старик вопросительно не замолчал.
– Я не понимаю, – жалобно повторила Юлька. – Я только по-русски понимаю!
– Вай… – выдохнул старик с осуждением. – Стыдно. Стыдно не знать родной язык.
– Я знаю родной язык! – возмутилась Юлька, у которой была пятёрка по русскому. – Я русская!
– Русская… – опять вздохнул старик. – Грузинские глаза-то не спрячешь. Они издалека светят.
И ушёл. Юлька повозмущалась про себя. Потом задумалась. Придя домой, долго смотрелась в зеркало. Искала в глазах грузинское. Ну тёмные. Но ведь не так, чтобы очень. Глаза у Юльки цвета крепкого чая. Дядя Лёша даже поёт ей: «Эти глаза напротив чайного цве-а-а-та…». Ну ресницы чёрные и длинные, не хуже, чем у Ганеева, даже длиннее; они как-то всем классом мерили: густые пушистые Юлькины ресницы выдерживают три спички, а у Ганеева – только две. Ну и что? Но слова старика, печальные и гордые, запали Юльке в душу.
А потом Юлька разбирала старые фотографии и среди них нашла одну: старик в шинели был здорово похож на того, с улицы!
– Ма-ааа-аам! Это кто?!
– Что ты орёшь, как на пожаре? Это… ой, это мой дед. Иннокентий, он военный был, погиб в войну.
Всё сходилось. Юлькины предки, несомненно, жили в Грузии. В её воображении прадед был настоящим героем. Он был разведчиком, скрывался, жил в их городе инкогнито и героически погиб от рук шпионов и предателей. Восьмилетняя Юлька поверила в это безоговорочно. И конечно, сразу же рассказала обо всём в классе. Ведь это было так романтично! Юльке верили и немножко завидовали, ни у кого больше не было такого легендарного прадеда. Пока Максик Гуревич не пошёл к Юлькиной маме и не попросил рассказать о деде-герое. Он, мол, Максик, доклад готовит на классный час. Мама не могла понять, о чём речь, и честно сказала, что Юлька всё выдумала. Юльку подняли на смех. А Максик до сих пор обращается к ней не иначе, как: «Вай, Озарёнок».
Это во втором классе было, сейчас они в восьмом уже, столько лет прошло, а он до сих пор… И если бы не Максик, давно бы все всё забыли, мало ли кто что в детстве про себя придумывает. Но Максик никому не даст забыть, это уж точно. И Юлька его ненавидит. Ненавидит его серые глаза, острый веснушчатый нос, костлявые руки и противный, будто треснутый, голос. И делает вид, что не замечает его. Потому что, если на Максика отреагировать, ещё хуже будет. Максик под высочайшим покровительством Её Высочества Лапочки.
– Меня от неё тошнит, – говорила сквозь зубы Анюта, глядя, как Алиса Лаппа по прозвищу Лапочка томно закрывает глаза, разговаривая с десятиклассником Митей Вершининым.
Юлька усмехалась.
– Ну вот что, она красивая? – спрашивала Юлька Анюту, когда они в очередной раз обсуждали Лапочку.
– Нет, – пожимала плечами Анюта. – И учится так себе. Я тебе больше скажу, сама слышала, как парни говорили, что она их бесит.
– Почему же они под её дудку пляшут? Анют, ну почему?
– Да откуда я знаю? Дегенераты, я же говорю! Слушай, наши ровесники – они вообще отстают в развитии, они ещё детсадовцы, понимаешь? А психология детсадовца… – но тут Анюта замечала несчастное Юлькино лицо и деликатно переходила на другую тему. Анюта была хорошая. Она одна понимала Юльку. Она одна знала её тайну и не презирала за это.
«Но она тоже пригласила на день рождения кого-то другого. Она выбрала из всех кого-то другого, а не меня. Может быть, даже Лапочку», – думала и думала Юлька по дороге домой. От мысли о Лапочке Юльку даже замутило, но тут завибрировал телефон, и она нехотя полезла в сумку – разговаривать не хотелось.