— Пойдите к папе и послушайте, — сказал Альберт, — творит он или думает.
Женщина скептически хмыкнула и ушла.
— Можете поглядеть альбом мировых кинозвезд, — гордо сказал Бомаршов-младший. — Ни у кого в области такого альбома нет.
Альбом был тяжел, грузен и походил издали на мраморную плиту.
Калинкина и операторы от киноастрономии отказались.
Говорить было не о чем.
Вошла женщина в сатиновом платье и, поглядывая на Пелагею Терентьевну, сказала:
— Дормидонт Сигизмундович смотрят в потолок. Заняты ужасть!
— Ну, тогда можно, — заключил Альберт и снял трубку. — Первый. Папа, чрезвычайное событие: приехала мама Веры и хочет с тобой поговорить. И еще два оператора из киностудии, они снимают твой фильм. Через пять минут? Хорошо. — И, обращаясь к гостям: — Вам повезло. Через пять минут папа вас примет. Пойдемте к его беседке, чтобы быть наготове.
За Юрием, беспокойно дымящим трубкой, следовал, как тень, человек в брезенте.
— Что вы волнуетесь? — сказал Можаев. — Со мной пожара не будет.
— Он правильно волнуется, — пояснил Альберт: — он несет материальную ответственность, если мы сгорим. У нас как в лучших домах. Все олл, как говорится, райт!
Гости и личный секретарь спустились с террасы в сад и пошли по усыпанной битым кирпичом аллейке вглубь липовых зарослей.
Среди деревьев раздавалась трескотня пишущей машинки, и какие-то введенные в заблуждение кузнечики отвечали ей с полянки.
— Папа почти никуда не выезжает, — сказал Альберт, — он даже кино смотрит дома — у нас есть комнатная киноустановка. Нам привозят любые фильмы, по заказу. Иногда мы ездим на пляж — когда у папы нет творческого настроения. Но в основном он думает.
Машинка замолкла. Молодой Бомаршов сделал стойку — прислушался: машинка молчала.
— Папа, можно?
— Да, — ответили из беседки.
— Прошу вас, Пелагея Терентьевна, — сказал Альберт, распахивая застекленную дверь.
— А вы, — добавил личный секретарь, оборачиваясь к операторам, — вы можете погулять по аллее, пока папа беседует.
— И выпить водички, — добавил Мартын, подходя к фонтанчику.
Фонтанчик для питья был сделан в виде женской мраморной головки. Издали казалось, что пьющий целуется со статуей.
Альберт волновался все больше. Очевидно, его очень интересовал разговор в беседке. Наконец, махнув рукой на светские условности, Бомаршов-младший крикнул операторам:
— Простите, у меня спешные дела, я вас кликну, когда папа освободится… — и галопом помчался к папе.
На лужайке, среди зарослей жасмина, сидело человек пятнадцать. Операторы остановились у кустов. Собравшиеся не обращали на посторонних никакого внимания.
— «…а также не на высоте обслуживание товарища Бомаршова водными процедурами, — читал по бумажке свое выступление какой-то толстяк в костюме пижамной расцветки. — Второго июня, например, товарищ Бомаршов забыл сюжет только что придуманной новеллы из-за того, что вода, в которую он опустился при погружении в ванну, была слишком горяча…» Это недопустимо, товарищи!
Юрий прицелился объективом. Треск камеры заставил пижамного толстяка прервать речь. Он грозно двинулся к Можаеву.
— Почему? По какому праву? На каком основании? — затарахтел он.
— Мы операторы, — сказал Юрий. — Снимаем фильм по сценарию товарища Бомаршова. Ясно? Продолжайте собрание и не обращайте внимания на аппарат, а то придется переснимать.
Толстяк в мгновение ока очутился на прежней позиции и продолжал свою речь, изредка косясь в сторону операторов:
— По линии кулинарии у нас обстоит благополучно. Если в прошлом году в суточный рацион товарища Бомаршова входило четыре тысячи калорий, то в этом году мы добились уже шести тысяч. Значительно увеличился состав витаминов. Если в четвертом квартале прошлого года Дормидонт Сигизмундович потреблял витамина А…
— Интересно, кто эти люди? — пробормотал Юрий. — Март, ты согласился бы работать чистильщиком обуви у писателя-частника?
— Это уж чересчур, — обиженно улыбнулся Благуша. — Что ты все переходишь на личности? Вот садовник, бывший торговец, он здесь на месте.
— Эти деятели, — продолжая съемку, сказал Юрий, — наверное, или из уволенных с предприятий прогульщиков, или такие типы, которых боятся на работу в приличные учреждения брать… Члены профсоюза при писателе Бомаршове!
— Товарищ Можаев! Товарищ Благуша! — послышался голос Альберта. — Папа ждет вас!