Я тогда проживала каждый день на автопилоте, не различая вкуса еды и не обращая внимания ни на что вокруг. Я просто загибалась. Медленно, мучительно.
– Как ты смеешь говорить мне о любви?! Ты никто в моей жизни! Понял?! НИКТО!
Я рыдала, давясь слезами. Колотила его что есть силы. Как и тогда, шесть лет назад. И как тогда, он не торопился защищаться. Принимал каждый удар, каждую пощёчину. Чем злил ещё сильнее.
– Ты предатель, который растоптал меня. Я же так тебя любила, я тобой дышала. А ты у меня кислород тогда отнял. Ты у меня всё отнял!
Перестав его колотить, прикрыла лицо ладонями и сорвалась в истерику. Слёзы хлынули, как из прорвавшейся дамбы. Разве что не подвывала. Как же больно. Снова больно. И снова из-за него.
– Тихо, успокойся. – прижал к себе, впечатывая в грудь. Держал крепко, чтоб не вырвалась. А у меня и сил на это не осталось. – Прости меня. Прости. Я не знаю как всё исправить. Но очень этого хочу. Прости.
Укачивал меня в руках, как маленького ребёнка. Качал, сжимая руками. Говорил, говорил. Не прекращая.
Вцепившись в ткань его рубашки, продолжала плакать. За что мне всё это.
– Ненавижу тебя. – шептала всхлипывая.
– Неправда. – произнёс хрипло и чуть отстранился.
Смотрел мне в лицо не моргая. И я бы могла подумать, что его взгляд тоже сквозит болью. Но ведь это невозможно.
– Правда. Ненавижу. – невозможно описать всё то, что я чувствовала. Это такое острое и болезненное. Настолько вытрясающее душу из тела.
– Нет. – обхватив моё лицо ладонями, большими пальцами стёр дорожки из слёз. – Не ненавидишь.
А дальше просто поцеловал. Снова. Как тогда, в этой же машине. Смял мои губы своими. Прижался всем телом, вжимая меня в спинку кожаного сиденья.
Но этот поцелуй был другим. Не таким, как тогда. Сейчас всё было на разрыв. Словно тысячи игл впились в кожу губ. Меня парализовало. На доли секунды. А потом я начала пытаться его оттолкнуть.
– Не надо. Не гони. – хрипел прямо в мой рот.
– Не трогай. Не смей. – также на выдохе.
Мои слова для него как пустой звук. Потому что эффекта не возымели. Или же я была не слишком убедительной.
Снова касание губ и языка. Снова покалывания.
– Ненавижу. – захлёбываясь его тяжёлым дыханием.
– Прости меня. Прости. – прикусывая губу.
Я уже не понимала, что делаю. Толи отталкиваю от себя, то ли, наоборот, цепляюсь за него. Господи, что я делаю?
– Я замужем. – это должно было отрезвить нас двоих. Хотя бы меня.
– Похуй. – рыкнул, сжимая мою грудь сквозь ткань одежды.
– Тебе на всех и всё похуй. – запрокинула голову, пока он царапал зубами кожу на шее. А потом зализывал место укуса. Влажно, торопливо.
– На всех. Кроме тебя. – рывком опрокинул меня на спину, наваливаясь сверху.
Происходящее – полнейшее безумие. Неправильное. Противоестественное. То, чего не должно было случиться ни при каких обстоятельствах. Но почему-то это происходит.
А всё потому, что я не нахожу в себе сил это остановить. Сказать нет. Как ему противостоять? Как? Как себе противостоять?
Я уже сейчас отчётливо понимаю, что пожалею, как никогда сильно. Что испепелю себя своими ошибками. А это ошибка. Ошибка, которую я даже не пытаюсь исправить.
Гриша как безумный, сжимал, гладил, целовал, кусал. Руки хаотично блуждали по моему телу. Как и мои по его. Тонула в этом безумии. Захлёбывалась его запахом. Втягивала воздух глубокими и жадными глотками.
– Хочу тебя. – бормотал, выдёргивая блузку из пояса юбки и задирая шелковую ткань вверх.
Поочерёдно прикусил возбуждённые соски прямо через кружево лифчика. А после оттянул его вниз, оголяя грудь. По телу мурашки табуном. Грудь ныла. Каждое прикосновение отдавало судорогой.
Казалось, всё происходящее не со мной. С кем-то другим.
Что не я судорожными движениями пытаюсь сорвать с него рубашку. Не я царапаю ногтями его горячую кожу, стараясь причинить боль. Не я приподнимаю бёдра, помогая ему задрать юбку. И не я вскрикиваю, когда он рвёт на мне трусики.
Чувствовала, насколько он возбуждён. Как трётся о мою промежность вставшим членом, скрытым тканью одежды. Отчётливо ощущала всю длину, когда он врезался в меня, будто уже вошёл.
Меня трясло, когда тянулась к поясу его брюк. Пальцы дрожали, не слушались. Словно одеревенели. Но я продолжала цепляться ими за ремень.
Гриша помог. Отстранился. Опираясь коленом о сидение, нервными движениями выдернул ремень и расстегнул ширинку, приспуская брюки вместе с боксерами.
Как заворожённая следила за каждым его движением. Как выпустил тяжёлый налитый кровью член, наружу. Как провёл по нему рукой, размазывая каплю смазки. С трудом оторвав взгляд от возбуждённой плоти, посмотрела в напряжённое лицо.