У малыша выпала соска, он пошамкал беззубым ртом и закричал призывно и громко, раскрылись и забегали испуганные глазки.
Женщина нехотя отошла от окна, взяла ребенка на руки, распахнула больничный халат и сунула ему в рот сосок упругой, налитой молоком груди.
— Ешь, прожора, — произнесла она обреченно.
Малыш мгновенно притих, занимаясь привычной для себя работой. Минуты через три его движения стали более ленивыми, а еще через пару минут он вообще выпустил сосок матери. На его маленьком личике было настоящее блаженство, чуть приоткрылся ротик, в который Миронова вставила соску и положила малыша на место.
Кто-то тихо постучал в дверь.
— Войдите, — разрешила Леночка.
В помещение заглянула улыбающаяся Вероника Федотовна в белоснежном халате. Она прошла на цыпочках к стулу и села.
— Спит?
— Спит, все равно он больше ничего не умеет делать, — недовольно проворчала Лена.
— В его возрасте и это уже не так мало, — пошутила новоявленная бабушка. — Я передачу тебе принесла, потом разберешься. — И она поставила сумку с продуктами в прикроватную тумбочку.
Старшую Миронову хорошо знали в больнице и делали исключение из правил, пуская ее к дочери. Впрочем, на селе все знали друг друга и поэтому многие общепринятые правила не соблюдались.
— Спасибо. — Лена прошлась по палате, остановилась у кровати, облокотившись о хромированную спинку, и наконец отважилась сказать: — Мам, может, мы от него откажемся? — кивнула она на новорожденного.
— Как это? — только и смогла произнести Вероника Федотовна.
— Очень просто, оставлю его в роддоме, и все дела. Я видела по телевизору, что некоторые так и поступают.
— Совсем обезумела! Он же твоя кровь и плоть.
— Обуза он моя.
— Не смей даже думать об этом. Никому не дам в обиду своего внука. — Вероника Федотовна не усидела, вскочила и беспорядочно забегала по палате. — Ишь, что удумала. Опозорить хочешь?
— Да не мельтеши ты перед глазами. Он, между прочим, Виктору такая же плоть, как и мне, а он отказался от него еще до рождения и, как ни странно, не опозорился.
— Когда-нибудь он пожалеет об этом, — произнесла пророческие, как ей казалось, слова женщина. — Но мы с тобой другие.
— Это ты другая, а я современная и молодая, и нет особого желания зарыть себя в этом возрасте в куче пеленок. Да и замуж нужно еще выйти.
— Малыш в таком деле не помеха.
— Что же ты тогда со мной одна мучилась? А замуж так и не вышла.
— Во-первых, не считаю, что мучилась, во-вторых, до сих пор люблю твоего отца.
— Тогда почему с ним не уехала? Из идейных соображений?
— Глупая ты еще у меня, но наступит такое время, когда начнешь рассуждать по-иному.
— Никогда этого не будет. Ты тоже была молодой и глупой, а рассуждала так же, как и сегодня. Мы новое поколение, у нас свои понятия и взгляды на жизнь…
— Нет у тебя понятий, а взгляды ошибочные, — перебила мать. — Если бы все люди так рассуждали, то давно бы все вымерли, в любом поколении. Смотрю на тебя, и иногда кажется, что ты не моя дочь.
— Значит, я больше похожа на отца, на своего благородного папочку-капиталиста, — съязвила представительница младшего поколения.
— Нет у тебя права судить о нем.
— Это почему же?
— Устала я с тобой спорить. — Женщина подошла к внуку, залюбовавшись его невинным личиком. Он безмятежно спал, не подозревая, что взрослые решают его дальнейшую судьбу. — Я запрещаю тебе бросать малыша. Запрещаю! — сказала, как отрезала, Вероника Федотовна.
— Хорошо, только нянчиться с ним придется тебе.
— Справимся. Правда, маленький? — И поцеловала новорожденного в щеку.
…Так и вышло. Лена воспитанием и черновой работой себя не утруждала, взяв на себя лишь неотъемлемые обязанности кормления. Но даже такая малость ее нервировала, потому что сковывала свободу передвижения и действий, плюс вынужденная диета. Она считала дни, когда можно будет оторвать малыша от груди. Лена открыла для себя, что тяга к Колесникову у нее значительно ослабевает, и, постепенно освобождаясь от душевных мук, радовалась.
Бело-дымчатые облака заволокли небо, спасая землю от зноя. Лена вышла на улицу посидеть на завалинке. Малыш, которому она до сих пор не придумала имени, а бабушка называла его Васяткой, спал, Вероника Федотовна копошилась на огороде: лето вступало в свои законные права, и необходимо было успеть все посадить. Даже в этом она не прибегала к помощи дочери, которая обленилась вконец. Но старшая Миронова настаивала, чтобы та не утруждала себя ничем, иначе раньше времени пропадет молоко.