— Не бойся, слабых не бью, — снисходительно произнес хозяин. — На глаза мне больше не показывайся, — обронил он на прощание, когда сосед удалился, громко хлопнув дверью.
Раньше буйства в своем характере Николай никогда не замечал, сейчас проявлял его лишь тогда, когда ему досаждали, а досадить ему оказалось не так уж и сложно.
Соседи Груздева пожалели и милицию вызывать не стали, впрочем, того не пугало даже очень длительное тюремное заключение.
Но они отправили телеграмму Сметаниной в Акбулак, и два дня спустя теща приехала, чтобы забрать внука. Пока она собирала вещи мальчика, ругала на чем свет стоит его отца.
— Такой бугай здоровый, а справиться сам с собой не можешь, раскис, словно женщина. Думаешь, мне легко переносить потерю дочери? — не закрывала она рот.
Но зять не обмолвился и словом. Он уважал Ларису Михайловну, мать женщины, без которой даже дышалось теперь тяжело, и не шел на обострение.
У малыша покатились по щекам слезы, когда пожилая женщина потащила его за руку.
— Хоть бы с сыном попрощался, — остановилась женщина. — Неужели до такой степени душа зачерствела? — Внук вырвал у бабушки руку, подбежал к отцу, прижал его голову к своей маленькой грудке и зарыл лицо в волосах. Так не хотелось покидать ему родного человека. Он готов был простить ему грубость, лишь бы тот попросил остаться.
Сработало подсознание, что-то дрогнуло и оборвалось в душе молодого мужчины, но он почему-то подумал, что у Сметаниной Василию будет лучше, и не проявил внешне проснувшиеся на мгновение чувства, но и не отстранил сына от себя. Мысленно он прощался с ним навсегда, считая его пройденным жизненным этапом. «Нет для меня счастья в будущем, так почему мальчик должен со мной вместе мучиться?» — подумал Груздев. Он сдержался и тогда, когда теща увела плачущего ребенка из квартиры.
Оставшись один, Николай все чаще начал заглядывать в бутылку и иногда прогуливал работу, где на его вольность пока смотрели сквозь пальцы. Постепенно он становился горьким пьяницей, и по утрам голова частенько болела с похмелья.
Проснулся как-то Груздев от непонятных шумов и треска. Прислушался. Оказывается, это трещит у него в голове, а шумит в легких. Голова раскалывалась от вчерашней пьянки и дышать было тяжело, но он с трудом поднялся и обдумал свое нелегкое положение. Сколько и с кем вчера выпил, он не помнил, но по тому, что в карманах осталась одна мелочь, решил, что не так уж и мало перепало на ослабленный организм. Зайдя на кухню, кроме пустых бутылок и стаканов, ничего не обнаружил. О работе не могло быть и речи, деньги тоже кончились, а тайник с крупной суммой он оставил в родном Бузулуке. После того как проглотил литровую кружку холодной воды, его осенило, на страдающем лице появилось что-то похожее на улыбку.
Рядом с домом протянулась автомобильная дорога, по которой ходили маршрутные автобусы и троллейбусы, а за дорогой — лесополоса. В ней все страждущие и жаждущие или болеющие с похмелья принимали на грудь с раннего утра. Вот он и решил, что, увидев его кислую физиономию, мужики будут просто не в состоянии отказать пострадавшему от вчерашней пьянки. Мыслил Николай теперь узко, но целенаправленно. Наспех одевшись и проглотив еще одну кружку холодной воды, выскочил из подъезда. Перебежав дорогу, среди деревьев, на примятой траве, обнаружил уже веселенькую компанию.
— Ребята, налейте, пожалуйста, стаканчик. Я с похмелья умираю, а денег нет, — произнес Груздев на одном дыхании.
— С какой стати? — возмутились мужики.
— В «скорую помощь» иди, там принимает в экстренных случаях похметолог, а мы тебя впервые видим, — сострил самый бойкий.
— До «скорой» далеко, если вы не поможете, боюсь, мотор откажет. — Просящий опустился уже до такого состояния, когда обиды и оскорбления пропускают мимо ушей. Мужики недолго посовещались, и один из них предложил:
— Раз нет денег — рассмеши нас, тогда похмелим.
Николай ненадолго задумался и согласился, потому что иного выхода не видел. Рядом находилась остановка и просматривалась, как на ладони. Когда к остановке подкатил троллейбус, он с быстротой, которой сам от себя не ожидал, выскочил из лесополосы, заскочил сзади троллейбуса, схватил свисающие веревки и сдернул штанги.
В это время из задней двери вышел солидный мужчина, в костюме, галстуке, шляпе, с желтым портфелем под мышкой, напоминающий своим видом директора, за которым по каким-то причинам не заехала утром служебная машина. К нему страдающий с похмелья и обратился: