Я понимаю, что ошиблась, когда он начинает ломиться в дверь. Я еще одета и от громкого стука подпрыгиваю. Открываю щеколду с вопросом:
– Что слу…
Он заходит, оттирая меня вглубь. Белки глаз покраснели, губы плотно сжаты. Он весь взвинченный, сжатый, как пружина, и теснит меня в угол к душевой кабинете. Приближает лицо, и я чую запах алкоголя в его дыхании.
– Где твой соулмейт?
От страха я начинаю заикаться.
– Ч-ч-что?
– Твой соулмейт, – повторяет нетерпеливо. – Ты с ним?
Не знает, – понимаю я с изрядным облегчением. Говорю:
– Нет.
– Нет. Почему?
Первый испуг проходит, тем более он ничего не делает, просто задает странные вопросы. Помедлив, я отвечаю:
– Он вроде как не ищет меня. Я, типа, ему не нужна. Походу.
Он усмехается.
– Значит нас таких двое.
И прежде, чем я осознаю его слова, наклоняется и целует. Сразу с языком, поскольку я слишком растеряна, чтобы сразу оттолкнуть. Секундной позже я кладу ладони ему на грудь, но колеблюсь. Он не меняет положение, не пытается облапать или перехватить руки – просто, ну, целует. Чересчур напористо, как по мне, но… не знаю. Даже легкий привкус виски не отвратителен. Я вроде как позволяю ему целовать меня дольше, чем требуется для принятия решения. И в конце концов, зажмурившись, посылаю все нахрен.
Подаюсь к нему, отвечая на поцелуй. Одной рукой обхватываю его шею, другой забираюсь под худи. Он тут же обнимает меня за талию, а в следующую секунду уже притягивает за задницу и отстраняется, ловит мой взгляд, тяжело дыша. Я воспринимаю это как вопрос и расстегиваю верхние пуговицы на рубашке, выражая согласие.
Я в спортивном лифчике, скрывающем тату. Рубашка распахнута, но плечи закрывает, а он явно не озабочен моим раздеванием. Как ни забавно, когда мы оказываемся на его кровати, я начинаю думать, что умудрюсь переспать с ним, не раскрыв свой секрет. Он стягивает с меня джинсы, сжимает грудь, небрежно целует шею и приспускает штаны. Не произнесено ни слова, и я, если честно, совсем не так представляла себе первый раз, но это происходит, вот так обыденно и прозаично. Пока он раскатывает презерватив, я поправляю скатавшуюся под поясницей рубашку – неудобно, – слегка раздвигаю ноги, чувствуя неловкость, и просто смотрю на него. Кай сомнениями не обременен: подтягивает меня за бедра ближе, закидывает одну мою ногу себе на талию, пристраивается и без особых нежностей толкается. Я закусываю губу: ощущения не самые приятные, но в то же время я испытываю не мне принадлежащее удовольствие от сжимающихся вокруг члена мышц. Процесс идет туговато, не хватает смазки, и Кай, ругнувшись, шарит рукой в тумбочке. С приличной дозой лубриканта он входит быстро и до упора, я вскрикиваю и сжимаюсь. Он стонет. Рвано-резко двигается, куда-то неприятно давит. Потерпев пару фрикций, я с силой толкаю его в грудь.
– Больно, – выдыхаю честно. – Давай как-нибудь по-другому.
Спустя мгновение он ложится на спину и приглашающе указывает рукой на член. Я перебираюсь на его бедра и осторожно, не торопясь, опускаюсь сверху. Я понятия не имею, как двигаться, так что просто покачиваюсь вверх-вниз, больше сосредоточенная на процессе, чем на возможном результате.
Кай кладет руки на мои бедра и меняет темп. Насаживает резко, приподнимает плавнее. Не сразу, но я подстраиваюсь, успокаиваюсь и, кажется, снова испытываю возбуждение. Войдя во вкус, начинаю подмахивать свободнее, стону негромко, откидывая голову назад.
Кай вдруг садится, удерживая меня на месте. Смотрит в глаза, снова направляя. Так тоже удобно, я быстро ловлю ритм и двигаюсь, обнимая его плечи. В том, как он смотрит, не отводя взгляд, есть что-то порочное, что-то, вызывающее эти приятные сокращение внутренних мышц. Движения становятся размашистыми, до звучных шлепков, разделенные на двоих ощущения усиливают ощущения, и, наконец, сладкая судорога пронзает насквозь. Я выгибаюсь, продолжая двигаться, выжимая из оргазма максимум. Кай сдавленно чертыхается, впивается пальцами в поясницу, целует-кусает и кончает с приглушенным хрипом. Наше дыхание перемешивается, мы обездвижены, объединены одним удовольствием на двоих.
Затем он бросает короткое и емкое «блядь», подхватывает мои бедра и грубовато скидывает с себя. Я ошеломлена случившимся, сижу, не сводя бесстыдно раскинутые ноги. Смотрю на него широко открытыми глазами. Это было так… остро, многогранно, так приятно, что я готова повторять.
– Можешь идти, – бросает Кай через плечо, направляясь с завязанным презервативом к двери.
Я бездействую. «Можешь идти» – это, в смысле, к себе? Типа, мавр сделал свое дело, мавр может уходить? Или я нагнетаю, и это предложение пойти, не знаю, душ принять?